Философские и эстетические взгляды Дидро

Дидро был замечательным диалектиком, значительно преодолевшим метафизические представления о мире, которые господствовали в XVIII веке. В своих работах он проводит мысль о самодвижении природы, не нуждающейся в своем развитии в потусторонней силе — в боге. Материя, являющаяся единственной субстанцией всего сущего, состоит, как полагает Дидро, из мельчайших самодеятельных частиц — молекул, находящихся в постоянном брожении и взаимодействии друг с другом. Они обладают чувствительностью, способностью к изменению, и все живые существа представляют собой результат эволюции простейших организмов.

Материализм и атеизм Дидро становятся особенно выразительными там, где философ выдвигает идею о самозарождении жизни, начисто отвергая библейскую легенду о сотворении человека. «...Из материи инертной, организованной известным образом,— заявляет Дидро в своем разговоре с Даламбером,— под воздействием... теплоты и движения получается способность ощущения, жизни, памяти, сознания, эмоций, мышления».

Следовательно, Дидро рассматривает сознание как свойство высокоразвитой материи. Он в связи с этим отрицает поповские измышления о бессмертии души. В «Разговоре философа с женою маршала де ...» Дидро выражает готовность признать загробную жизнь, но только при условии, «если возможно поверить, что будешь видеть, не имея глаз; что будешь слышать, не имея ушей; что будешь мыслить, не имея головы; что будешь любить, не имея сердца; что будешь чувствовать, не имея чувств; что будешь существовать, хотя нигде тебя не будет».

Разрушая самые основы идеалистических взглядов на жизнь, Дидро, в отличие от Вольтера, не признает религию и по соображениям этического порядка. Он не видит в ней силу, способствующую нравственному воспитанию общества. «Ни в одну эпоху и ни у одной нации,— утверждает Дидро,— религиозные мнения не служили основой национальных нравов». Церковь, по его справедливому убеждению, всегда была источником кровавых смут и религиозного изуверства. Ее путь к господству усеян трупами еретиков, сотнями тысяч людей, погибших в религиозных войнах, в застенках инквизиции и на кострах.

В противовес христианской этике, не исключающей фанатизм, Дидро создает свое учение о нравственности, основанное на действительном гуманизме. Он утверждает здоровую «естественную мораль», отвечающую нормальным потребностям человека. Моральный кодекс Дидро зиждется на гармонии личных и общественных интересов. «Сделайте так,— говорит Дидро жене маршала, защищающей христианскую мораль,— чтобы благо отдельных лиц было тесно связано с общим благом; чтобы гражданин не мог повредить обществу, не повредив самому себе».

Дидро отлично понимает, что в современной ему действительности далеко не всегда возможно слияние личного и общественного. Поэтому его этическое учение предусматривает борьбу против обесчеловечивающих форм общественной жизни. Оно прославляет героев, умеющих жертвовать своими личными стремлениями во имя служения народу. Страсти, по его мысли, должны быть свободны от эгоизма и согласоваться с благом человечества. Поступок бывает хорош или дурен смотря по тому, помогает ли он другим людям или вредит им; Дидро был преисполнен веры в добрые моральные наклонности человека и полагал, что его портит общественная среда. Отсюда он делал революционный вывод о необходимости изменения порочных общественных порядков.

Однако Дидро, как и другие просветители, был идеалистом во взглядах на историю. Под общественной средой он понимал политические, юридические, моральные отношения людей и исключал из нее материальные условия жизни общества. Поэтому Дидро переоценивал роль идеологического фактора в общественном развитии и в частности значение разумного законодательства, осуществляемого волей «просвещенного монарха». Классовая борьба как основная сила исторического прогресса выпадала из поля его зрения.

Эстетика Дидро

Материализм лег также в основу эстетических воззрений Дидро. Некоторые положения своей Эстетики философ изложил еще в 1751 году статье «Прекрасное», где отверг идеалистическое представление ) красоте. Для Дидро прекрасное — категория, существующая независимо от человеческого сознания. «Думаю я или не думаю о фасаде Лувра,— пишет он,— все части, которые его образуют, имеют, независимо от этого, ту же самую форму и так же расположены одна относительно другой. Есть ли люди, которые на него смотрят, или нет,— его фасад не перестанет от этого быть менее прекрасным, но, конечно, только для существ, обладающих, как мы, телом и разумом».

В то же время Дидро подчеркивает, что восприятие красоты изменчиво, оно изменяется в зависимости от особенностей исторического развития людей. Один и тот же фасад Лувра у одних вызывает восхищение, других оставляет равнодушными, третьим кажется просто безобразным.

Как мыслитель-материалист Дидро рассматривает художественное творчество как деятельность подражательную. Искусство им определяется как подражание природе. Исходя из этого Дидро устанавливает свой критерий художественно-прекрасного. Для него, в отличие от классицистов, то произведение хорошо, которое правдиво отражает жизнь, а не соответствует лишь требованиям просвещенного разума. «Красота в искусстве,—■ пишет Дидро,— имеет то же основание, что и истина в философии. Что такое истина? Соответствие наших суждений созданиям природы. Что такое подражательная красота? Соответствие образа предмету».

Дидро неоднократно отмечает, что сила художника состоит в его связи с действительностью. Он резко критикует некоторых современных ему живописцев (Буше, Вьена) за манерность, т. е. вымышленную красивость, призванную прикрыть идейную пустоту произведений. Дидро не отделяет художественное от естественного, жизненно правдивого. «Естественность,— замечает он,— это чрезвычайное сходство подражаемого с образцом, сопутствуемое великой легкостью выполнения; это вода, зачерпнутая из ручейка и брошенная на полотно».

Дидро близко подошел к пониманию сущности типического образа, воплощающего в себе определенные особенности множества людей, а не являющегося слепком с одной человеческой индивидуальности. «Скупец и Тартюф,— пишет он,— были созданы по образцу Туанаров и Гризелей всего мира, это их наиболее общие и примечательные черты, но отнюдь не точный портрет, а поэтому никто себя в нем не узнает».

Художественную правду Дидро не мыслит себе без обобщений. Писатель, по его мнению, освобождает жизненный материал от всего случайного, раскрывает закономерное, взаимозависимость явлений. «Поэт хочет,— говорит Дидро,— чтобы во всем его произведении царила видимая и осязаемая связь; таким образом он менее правдив, но более правдоподобен, чем историк».

Дидро борется за искусство идейно значительное, выступает против всякого рода формалистического фокусничества. Одно из проявлений упадка современной ему придворно-аристократической живописи он видит в том, что ее представители утратили способность к воспроизведению серьезных тем, сосредоточив все внимание на поисках новых композиционных возможностей и световых эффектов. «Эти господа,— иронически замечает Дидро,— считают, что все дело в том, как расположить фигуры; они и не подозревают, что самое главное, самое важное — это величие замысла».

Дидро требует от искусства решения больших общественных вопросов, активного воздействия на чувства и сознание человека. «Каждое произведение ваяния или живописи,— утверждает он,— должно выражать собою какое-либо великое правило жизни, должно поучать, иначе оно будет немо». «Разверни передо мною,— обращается Дидро к современному художнику,— кровавые сцены фанатизма. Открой властителям и народам, каких великих бедствий следует ждать от этих проклятых проповедников обмана», прибереги «свою желчь и свою ярость для богов, для попов, для тиранов и для прочих мошенников мира сего».

Дидро подчеркивает, что подлинно художественные ценности способны создавать только люди, связанные с прогрессивными силами эпохи. «Самые великие наши художники,— говорит он,— вышли из низов общества». Дидро отмечает враждебность правящих кругов Франции к передовым деятелям культуры. «Диву даешься, что вопреки усилиям, которые делаются у нас, чтобы задушить науки, искусства и философию, они все же существуют». Передовые умы, по его мысли, живут лишь моральной поддержкой народа. «Министерство давит, но нация возносит к небесам. Гений творит, озлобленный и умирающий от голода».