Веймарский классицизм

Во второй половине 80-х годов происходит кризис движения «бури и натиска». Мятежные настроения штюрмеров постепенно идут на спад. Призывы энтузиастов свободы к революционному действию пе нашли поддержки в народной массе. В инертной Германии возможен был лишь бунт одиночек, завершавшийся трагическим исходом. Страна была не готова для массовых революционных выступлений.

Гёте и Шиллер отходят от штюрмерства. Оставаясь на позициях просветительства, они ищут иных методов борьбы с социальным Злом. Не революционное насилие, а эстетическое воспитание человечества объявляется ими теперь главной силой общественного прогресса. Они возлагают надежды не на революцию, а на постепенную моральную перестройку общества, считая основным средством воспитательного воздействия на людей искусство.

Отход Гёте и Шиллера от революционного бунтарства получил широкое теоретическое обоснование в их творчестве в связи с революционными событиями во Франции. 14 июля 1789 года падение Бастилии, символа феодального деспотизма, возвестило наступление новой эры в истории человечества — эпохи господства буржуазии.

Гёте и Шиллер с энтузиазмом встретили весть о крушении феодально-монархического строя. Однако с нарастанием революционной волны их симпатии к мятежному Парижу постепенно охладевают. Дезориентированные реакционной прессой, сбитые с толку всякого рода слухами о вандализме якобинцев, которые распространялись в веймарских придворных кругах, Гёте и Шиллер отвернулись от революционных методов преобразования жизни, не приняли и осудили якобинскую диктатуру. Гёте пишет недостойные его гения памфлеты на французских революционеров («Мятежные», «Гражданский генерал», «Великий Кофта»), Шиллер нашел возможным даже выступить в защиту французского короля, а после казни Людовика XVI в январе 1793 года обозвал его судей «жалкими живодерами».

Отвергнув якобинские способы борьбы за свободу, Гёте и Шиллер тем не менее по-прежнему были противниками феодального гнета, но они выдвинули иную программу действий. Из непринятого ими опыта французской революции они сделали вывод о том, что народу еще нельзя давать власть в руки, ибо он морально неподготовлен к тому, чтобы управлять обществом. Его надо предварительно эстетически воспитать, освободить от инстинкта разрушителя.

Отход Гёте и Шиллера от движения «бури и натиска» ознаменовался их новым увлечением античностью, главным образом жизнью и культурой древней Греции. На этот раз они смотрят на античный мир глазами Винкельмана. Эллада привлекает их не героями-бун-тарями, а гармоничностью общественного строя, который якобы не Знал противоречий, уравновешенностью своих граждан, живших в условиях наивного слияния с обществом. Идеализированное представление об античности получило наиболее яркое воплощение в антологических стихотворениях Шиллера («Боги Греции», «Торжество победителей» и т. д.), в его теоретическом труде «О наивной и сентиментальной поэзии». Гармония общественной жизни древней Греции здесь противопоставляется уродливой немецкой современности, где царит разлад между идеалом и жизнью, человеком и социальной средой.

Гёте и Шиллер стремятся возродить в своем творчестве античные принципы воспроизведения действительности, став представителями нового, так называемого «веймарского классицизма». Существенной чертой их нового, классического метода является то, что он направлен на изображение прежде всего положительных, идеальных моментов жизни, на исключение из искусства всего прозаического, повседневного, индивидуально-характерного, что было столь примечательно для литературы «бури и натиска». Произведения веймарской классики представляют собой образец «идеальной поэзии». В ней реальная действительность предстает в широких обобщениях, очищенной от «прозаического элемента», от всего мелочного и будничного.

Герой в классическом творчестве Гёте и Шиллера («Ифигения в Тавриде», «Орлеанская дева», «Вильгельм Телль» и др.)—это личность крупная, часто нравственно совершенная, раскрываемая не в будничной, повседневной обстановке, а в высоких (государственных, народных, общечеловеческих) порывах своего духа. Ее интересуют судьбы народа и всего человечества. Личное для нее не заслоняет общее. Она находит удовлетворение в служении благородным человеческим идеалам и терпит крушение тогда, когда теряет связь с народной, национальной почвой.

Гёте и Шиллер классической поры стремятся выделить и подчеркнуть в человеке не индивидуальное, сугубо историческое, а, наоборот, все то, что имеет общечеловеческое значение. Тем самым в какой-то мере ослабляется историческая конкретность образа, появляется опасность превращения положительных героев в «рупоров духа времени», т. е. в персонификацию определенных просветительских идей. Несмотря на известную отвлеченность, классические произведения Гёте и Шиллера содержат большую жизненную правду. В них верно схвачены и запечатлены мечты народа о свободе, воплощены большие человеческие характеры.

Установка Гёте и Шиллера на изображение идеального вызвала серьезную перестройку их стиля. В частности, в драматургии утверждается стих, который более, чем проза, был удобен для передачи высоких движений человеческой души, для воспроизведения действительности, очищенной от прозаических наслоений.