Труды Шиллера по эстетике

Свою новую программу переустройства жизни Шиллер наиболее полно изложил в работе «Письма об эстетическом воспитании человека». Шиллер считает, что народ еще не созрел для того, чтобы взять власть в свои руки. Ему не достает моральной воспитанности. Поэтому Шиллер выдвигает задачу эстетического, морального воспитания общества, которое им рассматривается как необходимая предпосылка перехода к свободным общественным отношениям, к демократической форме правления. «..Путь к свободе,— пишет Шиллер,— ведет только через красоту».

Это положение Шиллера непосредственно вытекает из кантианской эстетики. Он начал изучать «Критику способности суждения» Канта в самый разгар французской революции и был захвачен ее «глубоким содержанием». Шиллер вслед за Кантом утверждает, что подлинное понимание прекрасного имеет место лишь там, где человек подходит к оценке его, отвлекаясь от своей личной «потребительской» заинтересованности в нем. Для Шиллера красота — сила, не подчиняющаяся времени, стоящая над классами, и потому она может быть средством универсального воздействия. Шиллер как теоретик допускает серьезные ошибки формалистического характера. Он недооценивает идейной направленности художественного творчества, неверно полагая, что его воспитательная ценность определяется лишь его формальными достоинствами. «В истинно прекрасном произведении искусства,— пишет он,— все должно зависеть от формы, и ничего — от содержания, ибо только форма действует на всего человека в целом, содержание же — лишь на отдельные силы... Итак, настоящая тайна мастера искусства заключается в том, чтобы формою уничтожить содержание».

Истинный порт, по Шиллеру, должен скрыть идейный смысл создаваемых им образов, их конкретно-историческое, социальное наполнение — в ртом заключается секрет художественного мастерства. Чем больше он «отделит форму от сущности, чем большую самостоятельность он придаст первой,— тем более расширит он не только царство красоты, но сохранит также и границы истины».

Тем не менее Шиллер как художник в противоречии с эстетикой Канта и своими собственными эстетическими установками создавал произведения высокого идейного звучания, пронизанные передовой политической тенденцией. Он отнюдь' не был писателем-формалистом, а до конца своих дней оставался пламенным борцом За освобождение человечества.

«Идеал и жизнь»

Так же полно противоречий и стихотворение «Идеал и жизнь» (1795), в котором Шиллер в поэтической форме развивает свои эстетические идеи. Здесь налицо и стремление отгородить искусство от действительности и пламенный призыв к борьбе с угнетателями народа.

Шиллер, с одной стороны, призывает художника к бегству от жизненных треволнений:

Всем пожертвуй, что тебя связало, Если крылья силятся в полет,—■ Возлети в державу идеала, Сбросив жизни душный гнет.

С другой стороны, поэт полон сострадания к унетенному человеку, зовет его к бунту против своих притеснителей:

Если в горе стонут люди-братья,

Если к небу крик проклятья,

Корчась в муках, шлет Лаокоон,

Человек восстань! Пусть эти крики

Сотрясут надмирный трон владыки..,

«О наивной и сентиментальной поэзии»

В статье «О наивной и сентиментальной поэзии» Шиллер сравнивает новую литературу с античной, выявляет причины, обусловившие их различие. Его симпатии полностью на стороне античного искусства слова, отличавшегося пластичностью формы, Древнегреческая «наивная поэзия» явилась, по Шиллеру, плодом неповторимых общественных отношений. Она возникла тогда, когда порт не ощущал трагического разлада с жизнью и поэтому мог творить объективно, находя в действительности свои идеалы. Его творчество отличалось спокойствием, было лишено субъективизма. «Объект,— пишет Шиллер,— захватывает его целиком, сердце его не лежит, подобно неблагородному металлу, под самой поверхностью, но, подобно золоту, требует, чтобы его искали в глубинах недр».

Современная «сентиментальная поэзия», как полагает Шиллер, наоборот, субъективна, полна стремлений оторваться от реального мира. Она получила распространение тогда, когда резко обозначился разрыв между идеалом и жизнью, когда поэт в поисках прекрасного стал удаляться от современности. Так Шиллер обосновывает правомерность возникновения нового художественного метода, который нашел свое воплощение в веймарском классицизме, а в дальнейшем — в романтизме. Феодальная действительность .рассматривается им как состояние, неблагоприятное для развития объективного искусства. Преклонение перед Элладой выражено Шиллером также в ряде художественных произведений, написанных в разные годы.

«Боги Греции»

Программное значение имело стихотворение «Боги Греции», проникнутое чувством любви к античности, невозвратимой поре детства человеческого общества.

Где ты, светлый мир? Вернись, воскресни,

Дня земного ласковый рассвет!

Только в небывалом царстве песни Жив еще твой баснословный след.

Прекрасной Греции Шиллер противопоставляет прозаическую, «обезвоженную» современность, безучастно относящуюся к красоте и поэзии.

К своему поэту равнодушна,

Бег минут, как маятник, деля,

Лишь закону тяжести послушна,

Обезбожена земля.

Со второй половины 90-х годов в развитии эстетических взглядов Шиллера начинается новый этап. Он постепенно отходит от Эстетики Канта, стремясь теснее сблизиться с жизнью. Большое влияние на Шиллера оказал Гёте. Первая встреча двух великих поэтов произошла 14 июля 1794 года. Знакомство скоро переросло в тесную дружбу. Гёте и Шиллер совместно для журнала пишут эпиграммы («Ксении»), обмениваются творческими замыслами, беседуют по самым различным вопросам.

Столь плодотворное сотрудничество возникло на единой общественно-политической основе. Гёте и Шиллер разделяли просветительские убеждения, их сближало критическое отношение к феодальному строю; в то же время они сходились в отрицании якобин ских методов преобразования общества, были увлечены идеей создания немецкой национальной литературы, в которой они видели главную силу в борьбе за освобождение народа и объединение страны. Постепенно сглаживались также различия в их эстетических воззрениях. Причем Гёте сыграл большую роль в утверждении Шиллера на новых эстетических позициях.

Основную слабость Шиллера-художника, проявившуюся наиболее сильно в «Дон Карлосе», Гёте видел в субъективизме, в том, что «он часто действовал под влиянием предвзятой идеи, не обращал достаточного внимания на тот предмет, с которым имел дело».

Шиллер сам хорошо сознавал слабые стороны своего художественного метода и внимательно прислушивался к критическим замечаниям Гёте. «Вы все более,— пишет он своему другу,— отучаете меня от стремления, которое во всякой практической, и особенно поэтической деятельности нетерпимо — идти от общего к индивидуальному, и, напротив того, указываете мне путь от отдельных случаев к общим законам. Круг, из которого вы исходите, обычно мал и узок, но он ведет меня на простор, и это для меня, при строе моей натуры, благотворно».

Шиллер резко критически отзывается о своих творческих достижениях раннего периода. «Все, что я сделал в области драмы,— заявляет он,— недостаточно хорошо, чтобы придать мне мужество, а изделия, подобные «Карлосу», сейчас вызывают во мне просто отвращение».

После создания «Дон Карлоса» в творческой практике Шиллера-драматурга наступает десятилетний перерыв. Это было время внутренней перестройки, выразившейся в отказе от риторической, чрезмерно субъективной манеры письма и в стремлении «пойти по реалистическому пути».