Гёте в годы французской революции

Французские события с самого начала произвели на Гёте сильное впечатление, об этом говорят известные строки из его поэмы «Герман и Доротея» (1797| начало главы «Клио»). Однако Гёте избегает публично высказываться о Франции. Он остерегается скороспелых суждений. К тому же положение веймарского министра и давнего друга местного государя налагает на него известные ограничения. Однако отдельные письма той ранней поры свидетельствуют, что Гёте непрестанно размышляет о том, что происходит во Франции.

В середине февраля 1790 года он пишет герцогу Карлу-Августу: «Сейчас куется железо, и если только не будет войны, Европа в бли-яшйшем будущем примет новый вид, хотя бы на некоторое время». Таким образом, уже в начале 1790 года Гёте пришел к мысли, что революция во Франции будет иметь величайшие последствия, если только она не будет подавлена.

Осенью 1792 года Гёте побывал в революционной Франции. Карл-Август, командовавший одним из прусских кавалерийских полков, участвовал в походе австро-прусских интервентов на Париж и вызвал Гёте на театр военных действий. Гёте стал свидетелем того, как наступление кичливых интервентов разбилось о стойкость французских патриотов, и это произвело на него огромное впечатление. На поле сражения при Вальми 20—21 сентября он пришел к окончательному убеждению, что революция во Франции непобедима и, следовательно, Европа неизбежно «примет новый вид».Труппе офицеров, пожелавшей узнать его мнение о «неожиданном» поражении интервентов, он ответил: «Отсюда и с сегодняшнего дня началась новая эпоха мировой истории, и вы можете теперь говорить, что присутствовали при ее рождении».

Отныне мысль Гёте направляется устойчивым убеждением, что французская революция знаменует начало грандиозной перестройки общества, которая произойдет во всей Европе. Мир пришел в движение, старое рушится, на его месте возникает новое: «Очень любопытно наблюдать,— пишет Гёте Шиллеру из Цюриха 25 октября 1797 года,— как выглядят старые конституции, основанные на не подвишней жизни и охранительных тенденциях, в такую Эпоху, когда все находится в возникновении и стремится к изменению» (разрядка Гёте.— Б. Г.).

Гёте понимает, что на его глазах происходит ломка всемирно-исторического значения. В его представлении это процесс прогрессивный, желательный и к тому же неизбежный. Никакие силы, никакое противодействие не остановит его. Революция во Франции — первое его яркое проявление.

Однако его концепция имеет и другую сторону. Обусловленная отсталостью Германии противоречивость мировоззрения Гёте,— он «то колоссально велик, то мелок; то это непокорный, насмешливый, презирающий мир гений, то остороятый, всем довольный, узкий филистер» 1 — тоже особенно сильно проявилась в его отношении к французской революции.

Понимая события во Франции как проявление сил, ломающих старое феодальное общество, Гёте вместе с многими не только консервативными, но и прогрессивными мыслителями Германии не считает, что Германия и другие европейские страны должны следовать примеру французских революционеров. Французская революция показала направление современного развития Европы. Но к той же цели можно прийти мирными средствами, путем продуманных реформ. Отрицательное отношение к революционным методам изменения действительности возрастает у Гёте в период диктатуры якобинцев, оно и объясняет многие весьма консервативные суждения великого писателя, навеянные меняющейся внешней обстановкой. Однако к возрождению старого порядка Гёте никогда не призывает.

Гёте уверен в том, что немецкий народ совсем не подготовлен к революционным действиям и что попытки поднять его на восстание привели бы только к бессмысленному кровопролитию. Это мнение разделялось большинством передовых людей Германии, однако это не может извинить появления у великого писателя таких консервативных произведений, как одноактная комедия «Гражданский генерал» (1793)—убогая карикатура на деревенских «политиканов», которые якобы «подражают французам» единственно для того, чтобы насытить свое чрево (образ Шнапса).

Слаба и драма «Мятежные», написанная в том же 1793 году, и здесь тоже виден страх Гёте перед революцией, но вопрос освещен несравненно более серьезно. Крестьяне, готовящиеся восстать против своей помещицы, в самом деле стали жертвой произвола помещичьей администрации. Их недовольство имеет серьезную причину. Устами графини Гёте гневно обличает аристократов.