Гёте в начале XIX века

Последние тридцать лет жизни писателя пришлись на период огромных потрясений, охвативших всю Европу. Трудно было разобраться в сложной и непрестанно меняющейся обстановке, понять смысл происходящих событий, ответить на вопрос — куда идет человечество и что ждет его в будущем? Надежды Гёте на мирный переход в новую эру истории были опрокинуты. Волна войн, казалось бы, решительно опровергла все упования просветителей на разум и привела к торжеству реакции.

Гёте относился положительно к реформам французской военной администрации в Германии, которые расшатывали устои феодализма. Соответственно он высоко оценивал роль Наполеона. В 1808 году в Эрфурте Гёте был представлен императору французов и между ними состоялась беседа. Гёте считал Наполеона выдающейся личностью, в которой воплотилось волевое, деятельное начало. Однако Гёте видел непрестанно увеличивающиеся тяготы, которые несло население Германии от французской оккупации, и искренне радовался освобождению своей родины от власти иноземцев.

Мысли о будущности немецкого народа и всего человечества осложнены у Гёте острым ощущением духовного и морального банкротства немецких князей. Оно проявилось как в военных поражениях Австрии и Пруссии, так и в недостойном поведении коронованных правителей — в их подобострастном заискивании перед Наполеоном, грызне между собой при дележе секуляризованных церковных земель и территорий мелких монархов, упраздненных Наполеоном.

От сферы немецкой государственности, от политики сверху Гёте уже ничего хорошего не ждет. Продолжая до конца своих дней носить звание веймарского министра, Гёте внутренне порывает с Этой сферой. Вместе с тем он чувствует себя бессильным как-нибудь повлиять на бурный ход событий, воздействовать на него. Подобно другим большим писателям, связанным с Просвещением XVIII века, Гёте проходит через период растерянности, сложных колебаний. Его «олимпийская» невозмутимость — всего лишь защитная маска. Не в сфере государственной практики, а в поступательном движении экономики, в успехах науки, техники, литературы Гёте ищет теперь доказательств разумности хода истории, подтверждение своей веры в лучшее будущее немецкого народа и всего человечества.

Творчество Гёте в последние десятилетия его жизни велико и многообразно. Однако наиболее устойчивой его чертой является полемика с реакционными тенденциями в романтизме, то более, то менее последовательная. После смерти Гердера (1803) и Шиллера (1805) Гёте — единственный большой писатель Германии, который активно отстаивает ренессансно-просветительское понимание задач поэзии, высокую оценку человека и его разума. Наиболее полно и ярко эта идейная установка выражена в «Фаусте».

По инициативе Гёте в 1805 году издан сборник памяти Винкель-мана — «Винкельман и его столетие». В нем участвует сам Гёте, Генрих Мейер, знаменитый филолог Фридрих Александр Вольф! Этот сборник — апология античной культуры и опирающегося на нее гуманизма, прямой вызов сторонникам христианского спиритуализма.

Достойно внимания, что одновременно с подготовкой сборника в честь Винкельмана Гёте в том же 1805 году «с наслаждением» переводит диалог Дидро «Племянник Рамо» *, готовя первую его публикацию, которую сопровождает очень обстоятельным комментарием. Примечательно, что одновременно ведется работа над столь разнохарактерными объектами. Винкельман — это «благородная простота и спокойное величие», это триединство «доброго, прекрасного, истинного», что же касается диалога Дидро, то здесь на редкость тонко разработан образ человека с разорванным сознанием, который не видит в жизни ничего возвышенного. Характер Рамо дан на фоне широкой картины упадка нравов французского общества накануне революции. Образы, навеянные Винкельманом, и образ племянника Рамо у Дидро — это два полюса просветительского реализма. Гёте приемлет то и другое, совокупно противопоставляя их тенденциям реакционного романтизма, защищая наследство Просвещения.

Спору нет, Гёте испытал в своем позднем творчестве известное воздействие литературы романтизма. Это заметно в «Фаусте», и «Западно-восточном Диване» и других произведениях, пожалуй сильнее всего в его романе «Избирательное сродство». Однако, уступая во второстепенном, Гёте полемизирует в основном.

Гёте решительно отвергает творческий произвол, провозглашенный теоретиками романтизма, внесение в искусство религиозной мистики и догматики, принижающей человека, объявляющей его игрушкой в руках потусторонних таинственных сил, идеализацию средних веков. В превознесении романтиками таинственного и неведомого Гёте видит признак упадка, болезненного состояния. Он часто говорит о «лазаретной поэзии», противопоставляя этим явлениям здоровую человечность эллина. В беседе с Эккерманом от 2 апреля 1829 года Гёте заявил: «Классическое я назвал бы здоровым, а романтическое — больным. И тогда «Нибелунги» будут столь же классичны, как и Гомер, ибо то и другое одинаково полно здоровья и силы».

Роман «Избирательное сродство» (1809) бессродство спорно принадлежит к лучшим произведениям

Гёте. Автор откликается здесь на остро актуальную в то время тему неблагополучия семейного быта в дворянском обществе. На первый взгляд барон Эдуард и его жена Шарлотта счастливая пара. В ранней молодости они горячо любили друг друга, но, подчинившись «мудрости» родителей, каждый из них вступил в брак с лицом гораздо старше и гораздо богаче себя. Так, без любви, вразрез с велениями природы, заключаются браки в светском обществе.

Прошло много лет, Эдуард овдовел, Шарлотта потеряла мужа. Оба уже не молоды, но им кажется, что они будут счастливы вместе, и они поженились. Они богаты, владеют обширным поместьем. Оба не отдают себе отчета в том, что «их сближает скорее взаимное доброжелательство, чем глубокое чувство любви». Призрачное благополучие рушится, когда Эдуард приглашает к себе своего друга — Капитана, Шарлотта свою племянницу — сироту Оттилию. Сразу же обнаруживается близость характеров и влечение друг к другу Шарлотты и Капитана (оба уравновешенные, деятельные люди), простосердечной юной Оттилии и Эдуарда (люди чувства). Голос природы, который уподоблен в романе «химическому сродству», разрушающему одни соединения, укрепляющему другие, вступает в столкновение с общественным институтом семьи, которая в данном случае, как и во многих других, покоится на иллюзорной основе и поэтому рушится.

Широко освещая проблему неблагополучия современной семьи, Гёте в отличие от романтиков отвергает апофеоз субъективности, проповедь неограниченной свободы чувства. Шарлотта и Капитан сознательно преодолевают взаимное влечение. Отиллия, которая вначале полностью живет любовью к Эдуарду, отказывается от своего счастья после того, как по ее вине погибает младенец — сын Эдуарда и Шарлотты. Она искупает свою невольную вину сначала затворнической жизнью, позднее добровольной смертью. Никогда она не станет женой Эдуарда.