Предмет науки и предмет философии

В.  А. ДЕМИЧЕВ

Известно, что для успеха научной дискуссии важно соблюсти ряд условий. Одно из них — определение используемых,— в особенности имеющих исходный характер,— понятий. Не очевидно ли, чтобы грамотно поставить проблему предмета философии, необходимо, в частности, исходить из возможно более определенного диалектико-материалистического понимания того, что такое «предмет науки».

Правда, в данном случае среди исследователей-марксистов нет единства мнений. В последние годы у части авторов, специализирующихся по этому вопросу, наметилась явная тенденция в различной степени и по различным мотивам включать в предмет науки духовные моменты, а то и сводить его к ним. Иногда подобные идеи оцениваются как некритические заимствования из неопозитивизма и других течений буржуазной философии. Отвлекаясь от такого рода оценок и не вдаваясь в рамках тезисов в специальный разбор точек зрения, можно констатировать, что подобные идеи имеют под собой некоторую реальную почву в различных этапах и аспектах познавательных процессов, но только вряд ли этапы и аспекты научного познания получают при этом адекватное истолкование.

Представляется, что нет достаточных оснований для отказа от традиционного материалистического понимания предмета науки как фрагмента действительности, знание о котором в ней вырабатывается, которое она должна дать. В классической марксистской литературе,— например, в определениях предметов политической экономии и диалектики, данных Ф. Энгельсом (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, с. 150—151, 145 и др.),— реализуется именно такого рода понимание.

Не менее важно подчеркнуть и необходимость специфической качественной определенности объекта и предмета каждой науки. Положение это отнюдь не новое. В классической марксистской литературе об объективном основании классификации наук специально писал, это общеизвестно, Ф. Энгельс. Качественная специфичность предмета обусловливает специфичность содержания, границ, методов исследования каждой науки, ее фукциональные особенности и взаимосвязь с другими науками. Это непосредственно вытекает из понимания научного знания как отражения материальной действительности. Однако мало декларировать приведенные положения как бесспорные. Необходимо последовательно применять'их в качестве единственного объективного основания при попытках разрешения проблемы предмета философии.

Но если их применять, значит, необходимо выявить некий качественно определенный специфический фрагмент, область действительности, знание о которой разрабатывала и должна развивать далее философия.

Многие авторы ищут различные основания, позволяющие представить в виде единой целостной науки диалектический материализм, исторический материализм, эстетику, научный атеизм и т. д. Обычно приводится тот довод, что во всех этих отраслях научного знания речь идет о субъективно-объективных отношениях, они-то и объявляются предметом философии, а в самое последнее время в этом же русле рассуждений предметом философии объявляется «система мир — человек». Но при этом психология (и ряд других наук) почему-то не объявляются частью философии. Во-вторых, и это более важно, не учитывается, что безусловно и традиционно философская проблематика (учение о субстанции и атрибутах и т. д.) никак не может быть сведена к субъектно-объектным отношениям. Нередко предполагается, что наука об отношении — и наука о соотносящихся сторонах, ибо отношение есть отношение сторон. Поэтому де знание отношения субъекта и объекта включает в свой состав знание о субъекте (в данном случае — о человеке и обществе) и об объекте (материальном мире). Такой взгляд вызывает сомнения. Разумеется, невозможно понять отношения вне соотносящихся сторон. Однако рассмотрение отношения скорее исходит из важных для понимания отношения характеристик сторон, но не полагает специальное и многогранное их изучение. Так, наука о производстве материальных благ (отношении между обществом и природой, субъектом и объектом), очевидно, не включает в свой состав обществознание и естествознание (науки о природе). Гносеология, в свою очередь, изучает не общество в целом и не является наукой о человеке, но интересуется ими, поскольку они субъекты, с этой точки зрения и в такой мере. Аналогичен ее интерес и к материальной действительности как * объекту познания. Но самое главное (и это, в-третьих) заключается в том, что фактически предмет диалектического материализма — всеобщее (материя и ее атрибуты) действительности — и предмет исторического материализма — сущность и законы общества — качественно отличны, невозможно без явных натяжек отождествить их. Каждая из этих наук обладает собственной системой категорий, эмпирической базой, методами исследования, функциями и связью с другими науками. Разумеется, есть у них и моменты совпадения, взаимообусловленности и взаимопроникновения, но они не снимают качественного различия и подобны соотношениям многих других наук. Сказанное о соотношении диалектического и исторического материализма, естественно, касается и других «философских» наук.

Пожалуй, наиболее сложным и столь же значимым является ныне вопрос о соотношении онтологии (как науки о всеобщем действительности), гносеологии (теории познания — науки о сущности и законах познания) и логики. По поводу их соотношения в литературе высказан довольно широкий спектр мнений: от полного отождествления (со ссылкой на знаменитое «не надо трех слов») до признания их тремя относительно самостоятельными частями единой философской науки. При этом общепринята констатация так или иначе интерпретируемого их тождества. И тождество, несомненно, имеется. Но в чем оно заключается? Прежде всего в том, что познанию (мышлению также), как природе и обществу, как любому процессу, присущи всеобщие законы развития. Разумеется, констатация этого аспекта тождества — не основание для того или иного отождествления онтологии, гносеологии и логики, т. к. на этом основании пришлось бы отождествлять все отрасли научного знания.

Однако в данном случае имеется и иной аспект тождества. Поскольку познание — отражение, «копирование» действительности, а знание — «образ» ее, постольку в познании и знании действительность — неизбежно неполностью и в той или иной мере неадекватно — повторяется. Например, изучение органической природы (на научном уровне — биология) рано или поздно приводит к формированию понятия «обмен веществ», потому что такова существенная специфика данного объекта. Это, если угодно,—закон познания биологического объекта. Затем это понятие — более или менее осознанно — используется, становится «нормой» биологического исследования, категориальной формой «биологического познания», если можно так выразиться. Аналогично и для других отраслей науки. Специфика философии заключается, не правда ли, в том, что, являясь наукой о всеобщем действительности, она аналогичным описанному выше образом фиксирует и необходимые моменты познания и «нормирования», формы мышления, так или иначе проявляющиеся в любом процессе познания и в любом знании, поскольку они в той или иной мере включают отражение всеобщих моментов в объектах. Другие, «частные», науки при отмеченном аспекте тождества действительности и ее познания не характеризуются по своему предмету как науки не только о тех или иных сферах действительности, но и их познании и методологическом использовании полученного знания. Например, предмет биологии определяется как сущность и законы живой природы (но не как плюс к этому «ее познания» и «форм содержательной логики биологического мышления»), Однако, быть может, к философии в силу констатированной специфики это правило не относится? И тогда ее (философию) следует понимать и как науку о всеобщем действительности и, тем самым, о сущности и законах познания, и как науку о формах мышления? Несомненно, фиксация охарактеризованного аспекта тождества действительности и ее познания и знания в философии (как, впрочем, и в других науках) необходима. Но достаточна ли такого рода фиксация для того, чтобы трактовать онтологию и в качестве гносеологии и логики? Положительный ответ на этот вопрос имел бы достаточные основания в том случае, если бы процесс познания не обладал бы собственной качественной определенностью, существенной специфичностью, отличающей его от всех других процессов. Аналогично и с формами мышления. Но это не так. А главное любой науки и заключается в выявлении специфики сущностного и законов своего предмета. Тогда неизбежен вывод о том, что у гносеологии и логики есть собственные специфические, качественно отличные от предметов других наук предметы, что они, характеризуясь отмеченными моментами тождества, все же являются самостоятельными науками, со своими предметами, структурами, категориями, содержанием, методами исследования и т. д. Так, специфическая проблематика теории познания включает в себя исследование субъекта и объекта познания, социальной обусловленности генезиса и развития познавательного процесса, диалектики индивидуального и совокупного социального, чувственного и рационального, конкретного и абстрактного, истинного и иллюзорного в нем и т. п. (Лишь на основе исследования ее собственных проблем становится обоснованным и понятным, в частности, и «тождество» познания и бытия.)

Из предыдущего ясно, что есть все основания определять предмет философии как всеобщее действительности.