В. И. Ленин и проблема отношения естественноисторического материализма к философскому идеализму

С. В. Резванов

Пронизывающая всю историю философии борьба материализма с идеализмом в современную эпоху приобретает еще более острый характер. «В борьбе двух мировоззрений, — подчеркнул на XXV съезде КПСС Л. И. Брежнев, — не может быть места нейтрализму и компромиссам»1. Сегодня против идеализма ведет борьбу не только философский, но и естественноисторический материализм, который и является предметом исследования настоящей статьи. Впервые он был проанализирован В. И. Лениным, и до сих пор ленинские положения, раскрывающие сущность естественноисторического материализма, не только не теряют своей актуальности, но, напротив, все более и более выявляют свою методологическую и эвристическую ценность. Вкратце они сводятся к следующему:

1.            «...Ход развития естествознания, несмотря на все его шатания и колебания... отбрасывает прочь все системки и все ухищрения (идеализма. — С. Р.), выдвигая снова и снова «метафизику» естественноисторического материализм а»1 2. В. И. Ленин подчеркивает также «н ей с к о рении о с т ь» его3.

2.            Вместе с тем он характеризуется как непоследовательный, робкий, недоговоренный, как «стихийное, несознаваемое, неоформленное, философски-бессознательное убеждение подавляющего большинства естествоиспытателей в объективной реальности внешнего мира, отражаемой нашим сознанием»1. Эта философская неоформленность, неумение «прямо п сразу подняться от метафизического материализма к диалектическому материализму» приводят к тому, что естественники порой скатываются к философскому идеализму, не умея четко и ясно противопоставить ему свои аргументы1 2.

Следует отметить, что к идеализму естественники приходят отнюдь не случайно. На это есть свои причины как гносеологического, так и, прежде всего, социального порядка. «Реакционные поползновения порождаются самим прогрессом науки»3, а последний — обстоятельствами социально-экономического характера. Они как раз и являются теми общими причинами, лежащими вне философии4; с их рассмотрения следует начать освещение проблемы, сформулированной в заголовке статьи.

Уже в период домонополистического капитализма, как указывал К. Маркс, наука превращается в источник сверхприбылей. Принципы развития крупной промышленности «заставляют ее служить капиталу»5. Она подчиняется общим для капиталистического общества стихийно-рыночным законам6. Скачкообразные «переливы» капитала из одной отрасли в другую сказываются на характере развития науки, резко изменяют предметную ориентацию ученых.

В современных условиях тенденция зависимости науки от частнособственнического капиталистического производства еще более усугубляется. Ученые, превращенные в наемных работников7, под влиянием разделения труда, все более проникающего в науку, отдаляются друг от друга. Экспериментаторы «отчуждаются» от теоретиков; те и другие—от материального производства.

Естественник-теоретик, замкнутый в рамках одной из отраслей духовного производства, отдаст себе отчет лишь о последствиях своей деятельности. Он интересуется, в лучшем случае, как «внедряются», опредмечиваются его идеи. Источник последних от него скрыт, да он и не задумывается чаще всего о нем. На этой почве и расцветает сциентизм—мировоззрение, согласно которому все есть продукт деятельности научной мысли. В сциентистском мировоззрении, как в кривом зеркале, искаженно отражаются стороны общественной жизни. Ученых волнует ряд социально-политических проблем и, прежде всего, проблема ответственности за судьбы мира, понимание, что от активной деятельности, направленной на его защиту, не уйти, не спрятаться в «башне из слоновой кости». Они прекрасно сознают, что нельзя пассивно следовать за силами, господствующими в капиталистических государствах, что следует активно противодействовать нм, находить пути выхода из сложившейся нелегкой ситуации.

Успехи науки породили у естествоиспытателей иллюзию ее всесилия. Не видя никаких других «точных» наук в буржуазном обществе, кроме естествознания, отождествив буржуазную социологию с социологией вообще, они пришли к выводу, что никакая другая сфера, кроме наук о природе, не способна к «социальной терапии».

Более того, сами социальные недуги проистекают, по мнению естествоиспытателей, по причине неправильного и «злонамеренного» использования результатов научных исследований (и только поэтому). Развенчивая этот миф, академик Н. Н. Семенов пишет: «Известный математик Н. Винер предлагал ученым организовать, так сказать, систему «самоконтроля»: не публиковать ни строчки из того, что могло бы послужить делу милитаризма. Это благородное, но наивное, — подчеркивает Н. Н. Семенов, — пожелание никогда не может быть осуществлено...» «Силами одной науки переустроить мир нельзя, так как это выходит за рамки компетенции ученых»2.

Представление о науке (естествознании) как о самодовлеющей силе, навязываемое ученым объективной исторической ситуацией, не дает возможности понять им, что не только ложные «идеологические» образования, а также все «нейтральные»: семейно-бытовые, эстетические, моральные и т. д., но и сама наука основывается на экономическом базисе. Экономическая детерминация научной деятельности совершенно не принимается ими во внимание3.

Сциентистское отношение к морали, искусству, политике проявляется и по отношению к философии. Она лишается своего методологического статуса и редуцируется к техникю-пеп-хол10гиче,ски!м процедурам. В ее задачу, как полагают естественники, входит не анализ движения мысли теоретика, не логика познания, а психофеноменология — описание и анатомирование готовых результатов познавательного акта пли суммы актов. Задним числом анализируется «замысел ученого — способ его проверки»1. Исключаются из сферы философского анализа (1) «истоки» (как ученый приходит к «идее») и способ ее воплощения (2).

Как ученый «задумывает» и как воплощает — это его личное дело, сфера интуиции, наития и т. д., не поддающиеся ра-ционалыно-лошчееко1му философскому анализу. Когда же изменяет интуиция и т. д., а это происходит очень часто (в явном несоответствии с предшествующей установкой), от философии требуют компетентных специально научных советов относительно вопросов самой науки или ее истории, предстаз-ляя, что это и есть ее оптимальная задача2. Философия сводится к метафизике (в старом смысле слова).

Так, А. Эйнштейн, оценивая книгу историка науки Э. Мей-ерсона, посвященную сугубо методологическим, точнее методико-процедурным проблемам са:мой физики, отмечает ряд достоинств ее: ясность изложения, эрудицию автора, его умение вскрыть психологические стороны творчества3, резюмируя следующим образом: «Я считаю, что книга Мейерсона является лучшей из книг по теории относительности, написанной с позиций теории познания»4.

Мы не хотим оспорить мнение крупнейшего физика относительно содержания рецензируемой им книги. Но что же за гносеологическая позиция проводится Мейереоном? Исследуется ли характер развития науки в целом, принципы познания природы? Нет, как видно даже из рецензии, речь идет о внутреннем развитии физики, сопровождающем описание «фона» этого развития. С позиции глубокого знания истории физики, ряда неформальных связей между учеными, их наклонностями, интересами и т. д. в рецензируемой А. Эйнштейном книге рассматривается влияние этих составляющих факторов на творческий процесс, на познание «физической картины мира».

В книге Э. Мейерсона мы находим размышления, раздумья историка науки относительно характера творчества физика, различного рода причин, влияющих на этот процесс. Ничего специфически (предметно-особенного) философского здесь нет. Речь идет о самой физике, рассмотренной как составная часть естествознания, духовной культуры.

Такая «подмена» оставляет центральный философский вопрос, на который естествоиспытатели наталкиваются самим ходом науки, нерешенным, что значительно ослабляет проти-водейот!В1ие идеализму на деле, хотя на словах идеализм (например, позитивизм) отвергается. Слабость естеетвенноисто-рического материализма состоит прежде всего в том, что объективность мира отстаивается обыденно, а не научно. В этой связи сущность спора с идеализмом низведена до уровня явления.

Как указывал В. И. Ленин, «...единственное «свойство» материи, с признанием которого связан философский материализм, есть 'свойство быть объект и в ной р е а л ь н о-стью, существовать вне нашего сознания»'. Естествоиспытатели осознают это стихийно-материалистически. Поэтому реальное отношение мышления к действительности отражается в их сознании в абстрактном виде, подменяется отношением абстракций: отношением теории к фактам.

Элементарные абстракции — факты — конструируются как «девственные» фрагменты природы, а более сложные — теория, гипотеза — как конвенциональный вымысел. Рассматривая результаты некоторого познавательного акта, как и всего познания в целом, естествоиспытатели не могут понять, что мы имеем дело с уже преобразованной, субъективированной природой. И даже если держаться только «фактов», то можно изменить истине, можно не избежать ложного толкования природы — мистицизм а (и идеализма). Однако твердое убеждение в этом приводит стихийный, нефплософско-диалектиче-ский материализм естествоиспытателей к идеалистическим рецидивам.

Абсолютизация элементарной научной абстракции — факта — приводит к пониманию возникновения и развития теории как следствия априорной способности исследователя манипулировать фактами, выделять «общее» из них (из «единичного»), В теории, как представляется естественникам, уже нет ничего объективного; получаемые сложные абстракции есть плод автономной деятельности ума.

Вышеприведенный случай — интуитивная уверенность. Когда же исследователи задумываются над этим и начинают с этих же стихийно-материалистических позиций анализировать отношение «теория—объект», то, наталкиваясь на факт несводимое™ («нередуцируемости») результатов познания к «голому» эксперименту, к эмпирии, приходят к выводу, что коль скоро исходным пунктом исследования (формулировкой условий и характера проведения эксперимента) является интуитивная догадка, выражаясь профессионально-философски — идея, знание развивается на априорной, умозрительной основе1. Это уже явный идеализм.

К таким выводам естествоиспытатели приходят, не зная действительных детерминант развития науки, неправильно трактуя ее историю. Они не отдают себе отчета в том, что никогда не смогут познать «чистую» природу, что сама задача научного познания состоит вовсе не в этом. Познавая, они смотрят на природу «социальными» глазами. Общество преобразует природу практически и прежде всего теоретически (с помощью науки). Научные абстракции поэтому не есть ни «чистая» природа, ни «чистая» мысль, ни их конгломерат. Они суть диалектическое воспроизведение реальности2.

Не зная диалектики субъективного и объективного, однако видя, что абстракции не сводятся («не редуцируются») ни к эмпирии, ни к умозрению, и вместе с тем, противясь идеализму, ряд исследователей предпочитает «просто» верить в независимое существование действительности, считая это наиболее стойкой позицией1.

Диалектический материализм, который может помочь решить эти вопросы (как якобы «не научная» «заумно диалектическая», «нереспектабельная», «идеологическая» философия), для большинства буржуазных естествоиспытателей оказывается неприемлемым. Поэтому они идут по пути конструирования «доморощенной естественной» философии, состряпанной из категорий, которые они «некритически заимствуют либо из обыденного общего сознания так называемых образованных людей, над которыми господствуют остатки давно умерших философских систем, либо... из некритического и несистематического чтения всякого рода философских произведений, — то в итоге они все-таки оказываются в подчинении у философии, но, к сожалению, по большей части самой скверной... являются рабами как раз наихудших вульгаризо-ванных остатков наихудших философских учений»

Мы видим, что стихийный материализм естествоиспытателей не способен вести решительной, активной борьбы с философским идеализмом. Стихийное отражение объективной диалектики обусловливает метафизический метод мышления, который ведет к идеализму или агностицизму — этому «стыдливому материализму» естественников3.

Сделаем выводы.

1.            Стихийность естественноисторического материализма не дает возможности ученым диалектически осознать то, что знание о природе и достоверно, и субъективно. Они предпочитают верить фактам.

2.            Ориентация на эмпирическую методологию, вследствие неприятия явно выраженного идеализма, приводит их к выводу, что абстракции ирреальны, есть плоды лишь чистой мысли.

3.            Стремясь уйти от этих крайностей, не желая попасть под влияние идеализма, но и отказываясь от «голого» эмпиризма, который, как видим, ведет к идеализму, некоторые ученые предпочитают «просто верить» в объективность существования реальности. Во всех этих случаях методы борьбы с идеализмом, предлагаемые естественноисторическими материалистами, явно недейственны.

При попытке же логически аргументировать свою позицию стихийный материализм пасует перед вышколенной, «научно-профессорской» философией позитивизма с ее «строгими» и «операциальньми » выкладками.

Это как раз и есть та самая, как говорил В. И. Ленин, «беспомощность» стихийного, неразвитого, недиалектиче-ского материализма: «...Гегель бьет всякий материализм, кроме диалектического»1. Без помощи последнего стихийно-диалектический материализм естествоиспытателей уступит «модному» идеализму1 2. «Чтобы выдержать эту борьбу и провести ее до конца с полным успехом, естественник должен быть современным материалистом, сознательным сторонником того материализма, который представлен Марксом, то есть должен быть диалектическим материалистом»3.

Нельзя понимать эти слова упрощенно, предполагая, что представитель всякой науки способен выучить (вызубрить) диалектический материализм. Логика последовательного материализма не может быть воспринята извне. Она научает мыслить не более, чем физиология переваривать4. Сама наука должна развиваться диалектически, коль скоро знание, идеальное, есть отражение природы и общества в развитии, есть ни что иное, как переведенное и преобразованное в человеческой голове материальное, как писал К- Маркс. Поэтому естествоиспытатели, не порвав с буржуазным мировоззрением в целом, не смогут осознать, а следовательно, не смогут понять источники возникновения идеализма и выработать действенные методы борьбы с ним. В этом плане борьба за научную, диалектико-материалистическую философию является составной частью борьбы за ликвидацию капиталистической системы н построение социализма.