После смерти Энгельса прошло почти три четверти века. За это время естествознание сделало такие огромные успехи в своем развитии, что невольно встает вопрос: не устарели ли взгляды Энгельса на природу? Ведь сам Энгельс высказывал о своих естественнонаучных работах предположение: «Но может статься, что прогресс теоретического естествознания сделает мой труд, в большей его части или целиком, излишним...» 37. Поэтому очень важно выяснить значение работ Энгельса для последующего развития естествознания и в особенности их значение для современного естествознания. Чтобы ответить на этот вопрос, выясним прежде всего, какие пути указал Энгельс будущему естествознанию и как оно двигалось по этим путям. Далее рассмотрим на примере отзывов одного из передовых ученых Англии Дж. Б. С. Холдейна (недавно скончавшегося) отношение к взглядам Энгельса со стороны видных представителей современного естествознания.

Как было показано выше, во всех своих философских работах Энгельс доказывает, что прежний, метафизический подход к явлениям природы окончательно исчерпал себя уже в начале второй трети XIX в. Естествоиспытатели стали переходить от изучения отдельных предметов, от изолированных областей природы к раскрытию единства мира, к раскрытию всеобщей связи в природе. Энгельс конкретно показал, как совершался этот переход во всех областях естествознания. В итоге этого прогресса к последней трети XIX в. во все области естествознания — в учение о Вселенной, о Земле и жизни, о веществе и движении — проникла идея всеобщей связи и развития, сделавшая невозможным прежнее учение об абсолютной неизменности природы.

Какие же выводы сделал из этого факта Энгельс?

Энгельс блестяще показал, что естествознание созрело для диалектического обобщения и что поэтому всякая попытка отстаивать метафизику является сильнейшим тормозом в его развитии. Первоначально стоявшая перед естествоиспытателями задача изучить отдельные, изолированные друг от друга области природы, отдельные предметы и явления породила узкую специализацию: химик занимался только химией и не выходил за ее пределы или даже за пределы одной из ее отраслей, физик — только физикой, ботаник — только ботаникой и т. д. В XIX в. развитие науки выдвинуло в центр внимания естествоиспытателей исследование связей и переходов между отдельными областями природы, т. е. как раз то, что в течение предшествующего развития естествознания игнорировалось. Энгельс указал, что в процессе такого исследования следует ожидать возникновения новых научных дисциплин, лежащих между химией и биологией, между физикой и химией, между химией и геологией и т. д. Прогноз Энгельса блестяще подтвердился. Одна из самых характерных черт современного естествознания состоит именно в наличии промежуточных переходных наук, играющих роль связующих звеньев в науках о природе, таких, как физическая химия, биохимия, геохимия и т. д.

Установив, в каком направлении движется естествознание, Энгельс сделал практический вывод: необходимо всячески помогать росткам нового, привлекать внимание ученых к только что пробивающимся отраслям науки, так как именно этому новому принадлежит будущее.

Энгельс ссылается на электрохимию. Когда физики вроде Видемана рассматривали, например, действие электрической искры на химическое разложение и химическое новообразование, то они заявляли, что это касается скорее химии. А химики, напротив, по этому же самому поводу говорили, что это относится не к их специальности, а к физике. «Таким образом,— констатирует Энгельс,— и те и другие заявляют о своей некомпетентности в месте соприкосновения науки о молекулах и науки об атомах, между тем как именно здесь надо ожидать наибольших результатов» 38.

Около 1880 г. Энгельс сам берется за разработку этой проблемы; в статье «Электричество» он показывает, что выход из тупика, в который зашло все учение об электричестве, лежит в познании тесной связи между химическими и электрическими процессами, в тщательном исследовании превращений энергии.

Всего через несколько лет после этого теория электролитической диссоциации, созданная Аррениусом (1885— 1887), блестяще подтвердила предвидение Энгельса. Она наглядно показала, что выход из тупика действительно лежал в познании существа взаимных превращений химической и электрической энергии. Последовавшее затем создание современной физической химии как особой науки и ее бурное развитие подготовило новейшую революцию в естествознании и принесло множество доказательств, что именно здесь, на стыке двух наук — физики и химии — следовало ожидать величайших результатов. <<С каждым днем становится вероятнее, что химическое сродство сводится к электрическим процессам» 39,— писал Ленин много лет спустя, как бы продолжая прерванную мысль Энгельса. Все современное учение о химической валентности целиком опирается на представление о связи химических и электрических процессов, являясь, таким образом, блестящим подтверждением и дальнейшим развитием идей Энгельса.

Особенно важно отметить борьбу Энгельса против метафизического, механистического взгляда на материю. Следуя механике Ньютона, естествоиспытатели обычно считали, что тяжесть есть самый общий признак материальности, т. е. что притяжение, а не отталкивание есть необходимое свойство материи. «Но,— возражает Энгельс,— притяжение и отталкивание столь же неотделимы друг от друга, как положительное и отрицательное, и поэтому уже на основании самой диалектики можно предсказать, что истинная теория материи должна отвести отталкиванию такое же важное место, как и притяжению, и что теория материи, основывающаяся только на притяжении, ложна, недостаточна, половинчата» 40.

Позднейшая физика полностью подтвердила это замечательное предсказание. Электронно-ядерная модель атома, созданная (1911—1913) Резерфордом и Бором, исходит именно из единства сил притяжения и отталкивания, действующих между электрически заряженными частицами, которые образуют атом. Из такого же единства сил, действующих между структурными частицами атомного ядра, исходит теория, объясняющая радиоактивные превращения; на нем же строятся новейшие представления о самом атомном ядре. Прежние механистические взгляды на материю как на пассивную массу оказались односторонними, недостаточными, и в их коренной ломке Ленин видел прямое подтверждение диалектического материализма, подтверждение взглядов Энгельса.

Точно так же Энгельс резко выступал против ошибочной идеи, согласно которой атомы представляют абсолютно простые и неизменные частицы материи. Он говорил, что атом, который прежде изображался как граница делимости, теперь оказывается просто отношением, хотя химики по-прежнему цепляются за старое, как будто все же есть действительно неделимые атомы. И в этом вопросе развитие науки принесло полное подтверждение взглядов Энгельса. Цитируя в статье «Карл Маркс» положение Энгельса, что новейшее естествознание показывает на необыкновенно богатом материале, как природа подтверждает диалектику, Ленин добавляет, что это писалось до открытия радия, электронов и превращения элементов. Этим Ленин подчеркивает, как удивительно верно подтвердились взгляды Энгельса благодаря новым открытиям физики. Высказывания Энгельса о материи и движении, о пространстве и времени, о причинности и взаимодействии блестяще подтвердились всем положительным физическим содержанием теории относительности и квантовой механики. То же самое относится к другим разделам естествознания, в каждом из которых Энгельс оставил после себя замечательные идеи и научные предвидения, опередив на многие десятилетия действительный ход развития науки.

В области биологии Энгельс уделил особое внимание проблеме происхождения жизни, клеточной теории и дарвинизму. Энгельс показал, что жизнь есть форма существования белковых тел. Вопрос о том, как возникла жизнь из неорганической природы, будет, по Энгельсу, окончательно решен, когда удастся химическим путем приготовить белковые тела из неорганических веществ. К этой переходной между химией и биологией области Энгельс привлекает внимание химиков-экспериментаторов и теоретиков, показывая, как грандиозна и заманчива и как в то же время сложна встающая перед ними задача. «Здесь химия подводит к органической жизни,— говорит Энгельс,— и она продвинулась достаточно далеко вперед, чтобы гарантировать нам, что она одна объяснит нам диалектический переход к организму» 41.

Уже работы биохимиков Э. Фишера и его ученика Абдергальдена явились первой ступенью к синтезу белковых тел; удалось соединить 19 молекул (аминокислот) в длинные цепи (полипептиды) с огромным молекулярным весом, доходящим до 1270, и получить искусственным путем сложнейшие вещества, приближающиеся к белку. До полного решения проблемы оставалось очень далеко, да и вряд ли можно было признать путь Э. Фишера ведущим правильно к окончательной цели; но и то, что уже было тогда достигнуто, замечательно подтверждало предвидение Энгельса.

В еще несравненно большей степени такое подтверждение дает современное естествознание. Выяснение структуры материального носителя наследственности — дезоксирибонуклеиновой кислоты — и самого «механизма» процесса наследственности, а также процесса биосинтеза (синтеза белков) раскрыло более глубокую сущность («химизм») этих процессов по сравнению с той, какая предполагалась в начале и даже в середине XX в. Теперь, в отличие от того, что писал Энгельс, жизнь следует определять как способ существования не одних лишь белковых тел, но и других аналогичных им по сложности высокомолекулярных, высокополимерных органических веществ небелкового характера — нуклеиновых кислот. Определение Энгельса поэтому должно быть уточнено в том смысле, что жизнь есть способ существования определенного типа высокополимерных соединений и их систем, именуемых биополимерами.

Однако самая суть дела, самый подход Энгельса к пониманию жизни как химизма определенного рода сложнейших органических веществ полностью подтвердился современным развитием всего комплекса естественных наук, изучающих живое.

В учении о клетке долгое время господствовали взгляды Вирхова, сводящие живой организм к простой сумме автономных клеток, к своего рода «клеточному государству». Энгельс доказал, что подобные взгляды не отвечают научной, диалектической точке зрения; он показал, что такие понятия, как целое и часть, простое и составное (которыми как раз и оперировал Вирхов), вообще не приложимы к органической природе, что организм не является ни простым, ни составным, как бы он ни был сложен. Новейшее развитие цитологии (науки о клетке), эмбриологии (науки о зародышах) и гистологии (науки о тканях) показало, насколько правильны были взгляды Энгельса по данному вопросу.

Особое внимание Энгельс уделил дарвинизму, видя в нем естественнонаучное обоснование материалистической диалектики. Чрезвычайно важньщ было намерение Энгельса «показать, что теория Дарвина является практическим доказательством гегелевской концепции о внутренней связи между необходимостью и случайностью» 42. В соответствии с этим в своем плане «Диалектики природы» Энгельс поставил рядом с разработкой дарвинизма проблему случайности и необходимости. Энгельс показал, что обе эти категории, понятые диалектически, не являются разорванными между собой, а переходят одна в другую; он показал, что в основе случайности лежит необходимость, а формой проявления необходимости является случайность. Дарвинизм разрушил прежние, метафизические взгляды на биологические закономерности именно благодаря тому, что показал, как случайные, незаметные различия индивидов в пределах отдельных видов усиливаются до изменения самого вида.

Современные успехи биологии замечательно подтвердили взгляды Энгельса; в частности, они явились практическим доказательством диалектической связи случайности и необходимости в области живой природы.

Наконец, огромное значение имеет работа Энгельса, выяснившая роль труда в процессе превращения обезьяны в человека. Здесь по-новому был поставлен вопрос о развитии у человека руки, мозга, речи. Теоретические и экспериментальные работы современных физиологов, психологов, антропологов и лингвистов могут рассматриваться как доказательство и дальнейшее развитие идей, высказанных Энгельсом в «Диалектике природы».

Доказав на бесчисленном множестве фактов, что современное естествознание вполне готово для диалектического обобщения, Энгельс в каждой заметке, в каждом отрывке «Диалектики природы» указывал, что для того, чтобы естествоиспытатели могли правильно обобщить полученные ими результаты, они сами должны научиться мыслить правильно, диалектически, что метод познания должен быть соответствующим (адекватным) предмету познания. Так, пока исследованию подвергались отдельные, изолированные друг от друга предметы (и явления) природы, а само естествознание еще не выходило за рамки исследования простейшей механической формы движения материи, до тех пор естествоиспытателей в известной мере мог удовлетворять старый, метафизический метод и лежащая в его основе формальная логика с ее основным законом абстрактного тождества. Но так могло продолжаться не далее чем до начала второй трети XIX в. «До конца прошлого столетия и даже до 1830 г.,— писал Энгельс,— естествоиспытатели более или менее обходились при помощи старой метафизики, ибо действительная наука не выходила еще за пределы механики, земной и космической» 43.

Но после трех великих открытий (вторая треть XIX в.) на первый план перед естествоиспытателями выступили связи и переходы, изменения и развитие всех объектов природы, их внутренняя противоречивость, уничтожавшая все прежние метафизические различия и все прежние разрывы противоположностей; в соответствии с этим обнаруживалось, что диалектика, включающая в себя и диалектическую логику с ее основным законом единства и борьбы противоположностей, есть единственно верный метод познания природы. «Для такой стадии развития естествознания,— писал Энгельс,— где все различия сливаются в промежуточных ступенях, все противоположности переходят друг в друга через посредство промежуточных членов, уже недостаточно старого метафизического метода мышления. Диалектика... является единственным, в высшей инстанции, методом мышления, соответствующим теперешней стадии развития естествознания» 44.

В старом предисловии к «Анти-Дюрингу» эту мысль Энгельс развивает подробнее45.

Если мы суммируем все, что было сказано выше по поводу особенностей современного Энгельсу естествознания, то придем к выводу, что положение Энгельса в еще большей степени применимо к современному нам естествознанию. Взаимное проникновение различных наук друг в друга, создание множества переходных наук, связывающих собой ранее обособленные, основные отделы естествознания, образование таких паук, как биогеохимия (созданная покойным академиком В. И. Вернадским, которая служит связующим звеном между самими переходными науками— биохимией и геохимией),— все это неоспоримо доказывает, что главным предметом естествознания XX в. действительно стали всеобщие связи природы, переходы от одной ее области к другой. Очевидно, поскольку метод познания должен соответствовать характеру самого объек та познания, то таким методом для современного естествознания является материалистическая диалектика.

Но и в прошлом веке и в начале настоящего века этот, казалось бы, такой неоспоримый и ясный вывод редко осознавался самими учеными; совершая открытия, по существу подтверждающие диалектический взгляд на природу, естествоиспытатели часто не понимали объективного значения новых теорий, пытались втиснуть их содержание в прокрустово ложе старых, метафизических понятий. Процесс ломки старого и замены его новым происходил в естествознании бессознательно, помимо воли самих ученых, а потому крайне непоследовательно, болезненно и медленно.

Энгельс доказал, что если бы естествоиспытатели мыслили правильно, то они извлекли бы из одной только кантовской космогонической гипотезы такие следствия, которые уберегли бы их от бесконечных блужданий по кривопутьям и сохранили бы колоссальное количество потраченного в ложном направлении времени и труда.

Из всей этой путаницы и бессвязности был и остается только один выход — сознательное изучение и использование естествоиспытателями диалектического метода. К этому основному выводу Энгельс с неумолимой настойчивостью подводит читателя.

Но убедить некоторых естествоиспытателей в необходимости изучать диалектику и пользоваться ею бывает подчас не так-то легко. Их рассуждения примерно таковы: зачем нам изучать диалектический метод, если в конечном счете и без сознательного его использования мы приходим к тем же самым результатам, как и с его использованием? Стоит ли тогда затрачивать на овладение этим методом время и силы? Не правильнее ли будет продолжать изучать природу по-прежнему, пользуясь этим методом бессознательно, стихийно? На такие возражения Энгельс дал совершенно четкий ответ: если ученый хочет достичь результатов исследования, идя к ним самой короткой и верной дорогой, он непременно должен пользоваться диалектическим методом, причем пользоваться им умеючи, сознательно; если же ученому все равно, придет ли он к открытию истины короткой дорогой или придет к этому после длительного блуждания по кривопутьям, тогда, разумеется, ученый может позволить себе такую роскошь, чтобы искать истину на ощупь, вслепую. Но тогда ученый уподобится тому мореплавателю, который не желает пользоваться компасом, чтобы не утруждать себя лишним знакомством с ним, только на том основании, что море и само рано или поздно вынесет его корабль на берег. Вопрос, конечно, в том, когда и на какой берег стихия вынесет корабль. А это вопрос далеко не маловажный. Указывая центральный пункт диалектического взгляда на природу, Энгельс подчеркивает: «К диалектическому пониманию природы можно прийти, будучи вынужденным к этому накопляющимися фактами естествознания; но его можно легче достигнуть, если к диалектическому характеру этих фактов подойти с пониманием законов диалектического мышления» 46.

Чтобы не отстать от развития науки и быть всегда на ее передовом крае, надо отбросить метафизический метод мышления и пользоваться диалектическим методом — вот основной вывод, который должен для себя сделать современный естествоиспытатель, не зараженный предрассудками и предубеждениями против передовой философии.

Насколько отчетливо этот основной вывод осознается теперь не только советскими учеными, но и представителями передового естествознания других стран, мы покажем далее на одном конкретном примере.

«Диалектика природы» в оценке передового английского ученого. В 1940 г. в США был издан английский перевод «Диалектики природы» Ф. Энгельса под редакцией крупного английского ученого, ныне покойного Дж. Б. С. Холдейна, биолога, биохимика.

Выход в свет книги Энгельса, переведенной впервые на английский язык, представлял собой большое событие для ученых зарубежных стран и для всех тех, кто изучает революционную теорию марксизма-ленинизма за границей. Наряду с другими классическими произведениями по марксистской философии «Диалектика природы» Энгельса дала возможность передовым рабочим и широким кругам интеллигенции Англии и Америки познакомиться с необычайным богатством, глубиной и многогранностью марксистского мировоззрения.

Горячо рекомендуя книгу Энгельса, Холдейн подчеркивает, что она представляет интерес не только с точки зрения истории философии и естествознания, но имеет актуальное значение для наших дней; он доказывает, что знакомство с ней необходимо для всех, кто хочет выработать правильный подход не только к явлениям природы, но и к сложнейшим событиям, происходящим в общественной жизни.

Разрабатывая метод революционного марксизма, Энгельс, как отмечает Холдейн, «делает особое ударение на внутренней связи всех процессов и на искусственном (лучше сказать — относительном.— Б. К.) характере тех различий, которые проводятся человеком не только между позвоночными и беспозвоночными или между жидкостями и газами, но и между различными областями человеческого знания».

Характеризуя таким образом одну из важных особенностей марксистского метода, Холдейн говорит, что диалектический материализм — это живая философия с бесчисленными конкретными приложениями к жизни. Поэтому ее силу и значение мы можем понять только тогда, когда мы увидим, как она применяется к истории, к естествознанию или к любой интересующей нас области научного исследования.

«Одна из причин, объясняющих, почему Энгельс был таким великим писателем,— говорит Холдейн,— заключается в том, что он был, пожалуй, наиболее широко образованным человеком своего времени. Он не только обладал глубокими познаниями в области экономики и истории, но имел достаточно знаний и для того, чтобы обсуждать значение какой-нибудь темной по смыслу фразы, касающейся римского брачного права, или процессов, происходящих при погружении куска неочищенного цинка в серную кислоту. И он сумел накопить эти огромные знания, хотя не вел замкнутой жизни ученого, а принимал активное участие в политической деятельности».

Энгельсу нужны были эти знания, говорит Холдейн, потому что диалектический материализм, основоположником которого Энгельс был вместе с Марксом, освещает не только события истории, а «все явления, каковы бы они ни были — от падения камня до воображения поэта».

Глубокое понимание значения «Диалектики природы» позволяет Холдейну связать ее выход в свет с политической обстановкой того времени и тем самым показать зарубежному читателю, какое мощное теоретическое оружие она в себе таит. Предисловие заканчивается следую щими словами: «В настоящий момент ясное мышление нам насущно необходимо, если мы хотим понять исключительно сложную ситуацию, в которой находится все человечество и, в частности, наша нация, если мы хотим найти дорогу к лучшей жизни. Изучение работ Энгельса предостережет нас от упрощенных решений проблем, которые выдвигаются современностью, и поможет нам участвовать сознательно и мужественно в великих событиях нашего времени».

Эти строки были написаны в самом начале второй ми-роЕой войны (предисловие датировано ноябрем 1939 г.), они наглядно показывают, что в то время передовая интеллигенция зарубежных стран отдавала себе отчет в том, что только с помощью единственно правильного научного метода — метода революционной диалектики — можно увидеть и понять, где выход из тех неописуемых ужасов и мучений, в которые германский фашизм поверг значительную часть человечества.

На этом конкретном примере мы видим, как тесно сочеталась теоретическая работа над философией марксизма с практической борьбой народных масс за полный разгром фашизма, за действительное обеспечение безопасности народов, за дружбу и мир между народами, как передовая интеллигенция находила свое место в этой борьбе.

Холдейн об отдельных положениях Энгельса с точки зрения современного естествознания. Помимо того, что «Диалектика природы» способствует выработке у читателя, независимо от его специальности, правильного диалектико-материалистического мировоззрения, она имеет особое значение для всех естественников, поскольку она строится на естественнонаучном материале. Холдейн отмечает, что именно естественники в первую очередь найдут в ней прямые ответы на самые животрепещущие вопросы их собственной науки; при этом они убедятся в том, что работа Энгельса имеет не только исторический интерес, но самое непосредственное отношение к современным проблемам естествознания.

Разумеется, в «Диалектике природы» имеются данные, уже устаревшие с фактической стороны, ибо нет буквально ни одной отрасли естествознания, которая не подверглась бы за последние 90—100 лет коренной перестройке вследствие своего бурного развития. Многие положения, которые разделялись естествоиспытателями в 70—80-х годах прошлого века и на которые ссылается Энгельс, впоследствии оказались неточными, а иногда и просто неверными. Поэтому в «Диалектике природы» не могли не устареть частные положения, относящиеся к тем или иным областям естествознания. Значительно изменились взгляды на происхождение солнечной системы; еще более глубокие изменения претерпело учение о строении материи и т. д. Заслуга Холдейна в том, что он подошел к работе Энгельса не как догматик, а как подлинный ученый, видящий за отдельной буквой марксизма его душу, за устаревшей в ряде мест естественнонаучной формой взглядов Энгельса — их живое, революционное содержание.

Придерживаясь такого подхода, Холдейн в своих примечаниях подробно разъясняет, какие именно положения и факты, приводимые в «Диалектике природы», требуют пересмотра и уточнения, а иногда и полного отказа от них. Например, в связи с заметкой об эфире47, он в примечании указывает, что теперь, в отличие от того, как было во времена Энгельса, только немногие физики верят в эфир; от этого понятия отказались после того, как было установлено, что движение тел относительно эфира обнаружить невозможно. Следовательно, заключает Холдейн, данная заметка Энгельса интересна только как характеристика идей того времени.

Такими же замечаниями Холдейн снабжает статью об электричестве, в которой также имеется устаревший с фактической стороны материал. Только вследствие невыясненности в 70-х годах прошлого века вопроса о сущности электричества могла иметь место, например, такая формулировка: «Обмен атомов в соседних молекулах — вот что такое ток» 48. Как известно, электрический ток рассматривается теперь как результат движения электронов (в металлах) или ионов растворенного вещества (в электролитах).

По поводу заметки о делимости материи49, в которой Энгельс пишет, что атомы всегда находятся в соединении, образуя молекулы, Холдейн замечает: «Это не совсем правильно, хотя пятьдесят лет тому назад обычно так думали. Немногие элементы, как, например, неон и ртуть, существуют в виде одиночных атомов при обычной темпе ратуре, но все элементы существуют в этом виде при очень высокой температуре».

К трем условиям50, которые должны быть налицо для того, чтобы могло проявиться как доказательство «вечного закона природы» капельно-жидкое состояние воды в температурном интервале от 0° до 100°С, Холдейн добавляет четвертое условие, а именно: «Вода должна быть стандартной смесью легкой и тяжелой воды». «Нет сомнения в том,— пишет он далее,— что наши преемники откроют еще больше условий».

Но, как подчеркивает Холдейн, не к этим частным положениям сводится то главное, что содержится в «Диалектике природы». Это главное составляет марксистский диалектический метод, с таким мастерством примененный Энгельсом в области естествознания своего времени. Кто в работе Энгельса за отдельными положениями сумеет найти и понять общий его подход к явлениям природы, только тот сумеет правильно оценить подлинное значение этой работы, сумеет творчески воспользоваться методом Энгельса. Читать же книгу Энгельса, становясь на точку зрения узкого специалиста, значит не видеть за деревьями леса, за буквой марксизма — его революционного духа. Вот почему ценность работы Энгельса Холдейн совершенно справедливо видит не столько в детальной критике Энгельсом частных теорий, многие из которых утратили теперь свое значение, сколько в том, «как Энгельс ставил научные проблемы».

В статье «Электричество», относящейся к 1882 г., Энгельс, который отнюдь не был специалистом-физиком, предвосхищает в общих чертах не только теорию электролитической диссоциации, созданную Сванте Аррениусом несколько лет спустя, но и электрические теории строения материи, под знаком которых началась революция в физике на рубеже XIX и XX вв. Да и сам Холдейн в другом месте того же предисловия совершенно правильно указывает на это обстоятельство, подчеркивая актуальность статьи Энгельса об электричестве. Ссылаясь на заключительные слова Энгельса в этой статье, где говорится, что понимание тесной связи между химическим и электрическим действием приведет к крупным результатам в обеих этих областях исследования, Холдейн пишет: «Это пророчество, без сомнения, полностью сбылось. Ионная теория Аррениуса преобразовала химию, а электронная теория Томсона революционизировала физику».

Далее он разъясняет: «Это, несомненно, полностью подтвердилось исследованиями последних пятидесяти лет. Электрическая теория была революционизирована благодаря учению Томсона об электропроводности газов, которое привело его к открытию электронов. И химия в целом, включая химию таких соединений, как соединения между углеродом и водородом, которые сначала считались ничем не связанными с электрическими явлениями, была поставлена на основу электронов».

Наконец, к словам Энгельса о том, что «в области электричества еще только предстоит сделать открытие, подобное открытию Дальтона, открытие, дающее всей науке средоточие, а исследованию — прочную основу» 52, Холдейн делает примечание: «Центральным открытием было открытие электрона Дж. Дж. Томсоном».

Таким образом, эта статья указывала физикам выход из того тупика, в какой зашло в свое время все учение об электричестве. Именно в направлении, указанном Энгельсом, и развивается вся современная физика и химия.

Холдейн в большинстве случаев обнаруживает достаточно глубокое понимание работы Энгельса. В свете сделанных Холдейном замечаний для читателя становится вполне ясной справедливость общего вывода, что «было большим несчастьем не только для марксизма, но и для всех отраслей естествознания, что Бернштейн, в руки которого попала рукопись Энгельса после его смерти в 1895 г., не опубликовал ее». Чрезвычайно важны признания Холдейна, что если бы метод мышления Энгельса был знаком естествоиспытателям, то преобразование физических представлений, которое имело место за последние тридцать лет, прошло бы более гладко. Тем самым Холдейн подтверждает положение Энгельса, что успех теоретического обобщения может быть достигнут легче, если навстречу диалектическому характеру естественнонаучных фактов нести понимание законов диалектического мышления.

Холдейн показывает, как современная наука подтверждает положения, сформулированные Энгельсом. На при мере развития математики, астрономии, физики, химии, биологии Холдейн показывает, что силу предвидения давал Энгельсу его диалектический подход к явлениям природы. Отдельные естественнонаучные положения, высказанные Энгельсом, могли устареть вследствие прогресса естествознания, но его общий метод сохранил сегодня свое полное значение. Знакомство с этим методом в его приложении к естественнонаучному материалу и овладение им дадут, как отмечает Холдейн, возможность современным ученым более глубоко разобраться в тех трудностях, которые встают перед ними сейчас в еще большей степени, чем перед Видеманом и другими естествоиспытателями последней четверти XIX в.

Далее он показывает, что современная атомистическая теория подтверждает мысль Энгельса о неразрывности материи и движения, высказанную в заметке «Диалектика естествознания». «Физики,— говорит Холдейн в другом месте,—которые не читали Энгельса53, были поражены новым открытием, что вблизи абсолютного нуля атомы все еще находятся в сильном внутреннем движении». В связи с положением Энгельса, что константы физики суть узловые точки54, Холдейн замечает: «Здесь, как и часто, Энгельс шел впереди своего времени... Мы знаем теперь, что цвет представляет серию узловых точек». Холдейн комментирует мысль Энгельса и о том, что вместо трех видов лучей следует принять только один вид лучей, в зависимости от длины волны, оказывающих различное, но совместимое в узких границах действие55: «Это, несомненно, правильно. Здесь имеется непрерывный ряд лучей, от радио- до гамма-лучей, в котором количественные изменения в длине волны проявляются в значительных качественных различиях». Но это было открыто только после смерти Энгельса.

Трактовка Энгельсом солнечной теплоты как отталкивания 56 снабжена указанием на открытие Лебедевым давления света. Этой ссылкой Холдейн хотел сказать, что Энгельс в общей форме предвидел открытое впоследствии Лебедевым световое давление, рассматривая солнечную теплоту как род отталкивания. В связи с этим подтверждается, что «Энгельс и здесь опережает свое время».

Все это дает основание сделать общее заключение, что «Энгельс указывал пути, по которым физика действительно двигалась вперед». «...Достойно удивления,— замечает Холдейн,— как Энгельс предвосхитил дальнейший прогресс науки».

Указывая таким образом, что Энгельс мог ошибаться иногда в частностях (ибо сама биохимическая наука не располагала в то время достаточно точными данными), Холдейн вместе с тем подчеркивает безусловную правоту Энгельса в смысле общей постановки вопроса.

Характерны следующие слова предисловия Холдейна: «Если бы заметки Энгельса о дарвинизме были известны раньше, то я благодаря этому избежал бы ряда неясных мыслей. Поэтому я от всего сердца приветствую издание английского перевода «Диалектики природы» и надеюсь, что будущим поколениям ученых она поможет выработать гибкость мышления». Эти слова являются блестящей иллюстрацией к известному положению Энгельса о значении материалистической диалектики для естествознания.

Итак, анализ, проведенный Энгельсом с философских позиций естествознания XIX в. и перспектив его развития, показывает, что Энгельс прежде всего сумел вскрыть основное и наиболее общее противоречие, которое коренилось в современном ему естествознании, и вывести отсюда такие следствия, которые с полным основанием можно рассматривать опять-таки с философской стороны, как предвидения будущего развития науки о природе. Тем самым выступает прямая связь и преемственность между философскими трудами Энгельса и трудами его преемника, продолжателя его идей — Ленина, в лице которого марксизм в XX в. достиг более высокой ступени своего развития.

Поскольку основным противоречием в современном ему естествознании, как показал Энгельс, было противоречие между объективным содержанием естественнонаучных открытий, показывающих объективную диалектику природы, с одной стороны, и застывшим на уже пройденной ранее ступени развития способом мышления самих естествоиспытателей, с другой, то отсюда вытекало, что выход из этого противоречия может быть только один — сознательное овладение учеными научным методом, адекватным содержанию самих научных открытий.

В частности, это обстоятельство Энгельс проследил на материале трех великих открытий в естествознании XIX в., благодаря которым особенно полно и глубоко раскрылась объективная диалектика природы, а в связи с этим особенно резко проступило ее противоречие с устарелым методом мышления естествоиспытателей.

Сопоставление работы, проведенной Энгельсом, с позднейшим развитием естествознания, приводит к выводу, что, опираясь на творческое применение диалектического метода мышления, Энгельс правильно угадал и предвидел дальнейший путь развития естествознания, идущий по направлению к еще более полному и глубокому раскрытию диалектики природы. К такому выводу приходят как современные философы-марксисты, так и передовые естествоиспытатели, знакомые с трудами Энгельса, в частности с его «Диалектикой природы».

В дальнейшем мы проследим этот вывод более конкретно на анализе работ Энгельса, в которых освещается история открытия закона сохранения и превращения энергии как основного закона физики, раскрывается философское содержание этого закона, а также разбираются пути развития учения о веществе. Однако сначала рассмотрим более общий вопрос о связи между философией и естествознанием и о предмете самой философии в его, энгельсовской постановке.