В «Диалектике природы» Энгельс хорошо разъяснил, в чем заключается диалектическое движение мысли ученого при открытии новых истин в ходе изучения природы, в частности, при открытии ее законов. Коротко это движение можно охарактеризовать словами Энгельса, как «восхождение от единичного к особенному и от особенного к всеобщему» 46. Что же означает это «восхождение» и как оно происходит?

Изучая какие-либо вещи или явления, мы сначала устанавливаем отдельные факты, например отдельные свойства и проявления вещей, их размеры, характерные черты, длительиость отдельных процессов и т. д. На этой первоначальной ступени изучения природы мы судим об изучаемых вещах как о чем-то единичном.

Затем, когда таких единичных фактов накопилось уже достаточно много, мы начинаем сравнивать и сопоставлять их между собой, находить у них такие особенные черты, признаки, па основании которых можно мысленно соединять в одну группу сходные вещи или явления и разделять различные. Поэтому можно сказать, что на этой ступени познания мы судим о вещах и явлениях с той стороны, что у них есть нечто особенное, позволяющее группировать их особым образом.

Наконец, когда группировка изучаемых вещей и явлений произведена, встает более сложная задача — открыть тот общий для них закон природы, который объединяет их, но уже не в особые, разобщенные между собой группы, а в общую естественную систему; такое обобщение возможно именно потому, что открываемый закон природы лежит в основе данной области изучаемых явлений. На этой, более высокой ступени познания мы судим об изучаемых вещах и явлениях со стороны заключенного в них закона, как всеобщего.

Каждая из трех названных ступеней не существует отдельно и независимо от других. Единичные, индивидуальные проявления вещей, их групповые, особенные черты и лежащий в их основе общий закон природы нераздельно связаны между собой, как различные стороны (или, как говорят иногда, «моменты») изучаемых нами предметов и процессов природы.

Но эти три стороны раскрываются для нас не сразу, как только мы сталкиваемся с данными вещами, а в той закономерной последовательности, которая была только что изложена. При этом каждая более высокая ступень познания предполагает предыдущую в качестве своей подготовки, без которой она сама была бы невозможна. В свою очередь каждая ступень подготовляет следующую за нею, более высокую ступень познания. Вот почему Энгельс образно говорит о восхождении от единичного к особенному и далее от особенного к всеобщему, словно речь идет о движении научной мысли по ступеням какой-то лестницы познания.

Как и в предыдущих случаях, о которых говорилось выше, Энгельс и здесь ссылается на Гегеля, давая материадиетическое толкование его диалектико-логических построений 47.

Критикуя агностическую концепцию непознаваемости бесконечного и всеобщего, Энгельс показывает, что путь к их познанию лежит через конечное, через единичное и особенное48.

Одна из важных особенностей естественнонаучного познания, представляющая существенный элемент относительной самостоятельности науки, состоит в том, что субъективная диалектика (диалектика естествознания) не сразу, не непосредственно отражает объективную диалектику (диалектику природы), а совпадает с ней лишь в конечном счете в результате длительного процесса движения к истине, приближения субъекта к объекту.

Это движение и приближение подчиняется строго определенным законам, составляющим предмет диалектической логики. Прежде всего данный момент сказывается на понимании самой истины не как готового, законченного знания, а как процесса возникновения и развития знания, его движения от незнания к познанию и от менее полного ко все более и более полному знанию.

В «Людвиге Фейербахе...» Энгельс писал, что истинное значение и революционный характер гегелевской философии состояли именно в том, что она раз и навсегда разделалась со всяким представлением об окончательном характере результатов человеческого мышления и действия. «Истина, которую должна познать философия, представлялась Гегелю уже не в виде собрания готовых догматических положений, которые остается только зазубрить, раз они открыты; истина теперь заключалась в самом процессе познания, в длительном историческом развитии науки, поднимающейся с низших ступеней знания на все более высокие...» 49

Так обстоит дело в любой области познания, отмечает далее Энгельс. Эту же мысль в лаконичной форме выразил позднее и Ленин при конспектировании гегелевской «Логики», записав: «Истина есть процесс» 50.

Если дело обстоит так, то полностью обнаруживает свою несостоятельность тот «онтологизм», о котором говорилось выше. В самом деле, единичное, особенное и всеобщее даны в их внутреннем единстве в каждом конкретном предмете или явлении. В природе нет и не может быть такой вещи, в которой объективно был бы представлен только один момент этой нераздельной троицы, например момент чистой всеобщности, не воплощенный в единичность и особенность, или же, например, момент одной лишь единичности, лишенной всякой всеобщности и особенности.

Подобных вещей в природе не существует, и только такие «онтологи», как Агассис, могли договориться до подобного абсурда. Так, характеризуя «естествоиспытательское мышление», Энгельс высмеивает «Агассисовский план творения, согласно которому бог творит, начиная от общего, переходя к особенному и затем к единичному, создавая сперва позвоночное как таковое, затем млекопитающее как таковое, хищное животное как таковое, род кошек как таковой и только под конец — льва и т. д., т. е. творит сперва абстрактные понятия в виде конкретных вещей, а затем конкретные вещи!»51 Тем самым Агассис «приписывает ему даже положительную бессмыслицу» 52.

В свое время некоторые авторы полагали, что необходимо указать, где в самой природе сначала возникало бы одно только качество, потом оно переходило бы в чистое количество, после чего в самой же природе возникала мера как единство качества и количества. В этом случае они соглашались бы признать правомерность расположения названных категорий в последовательном порядке: качество, количество, мера, полагая, что только в этом случае такая их последовательность могла иметь материалистическое обоснование и оправдание. Положение же, что эта последовательность обусловлена характером движения нашей мысли, нашего познания, они с порога отбрасывали, считая его гегельянщиной.

Итак, «онтологизм» и здесь приводил к абсурду, к требованию в духе «Агассисовского плана творения», чтобы в самой природе происходило то, что совершается лишь в нашем сознании. «Онтологизм» утверждал: движение вещей — это материализм! Движение понятий — это идеализм, это гегельянщина! Легко показать, что в данном случае «онтологизм» есть не что иное, как концепция вульгарного материализма, отождествляющего субъективное с объективным и механически переносящего на субъект, т. е. на отражение, то, что присуще объекту (предмету отражения). Истина есть природа, говорили в соответствии с этим «онтологи».

Между тем диалектическая концепция исходит из того, что истина есть процесс, а именно процесс отражения как приближение субъекта к объекту, но отнюдь не как простое, механическое, одноактное совпадение субъекта непосредственно с объектом. Если в природе (объекте) в любом ее пункте всеобщее, особенное и единичное даны в их нераздельном единстве, то в человеческом познании (субъекте) они выступают и могут выступить не все сразу, в этом их единстве, а строго последовательно, одно за другим и одно вытекая и развиваясь из другого: сначала — единичное, из которого в процессе дальнейшего движения мысли, извлекается особенное, или, говоря иначе, мы поднимаем в мыслях единичное из единичности в особенность, а затем из особенности еще выше — во всеобщность, открывая скрытый в единичном общий закон природы.

Так же точно происходит и в остальных случаях. Мы не можем сразу, непосредственно познать, отразить единство и взаимодействие качественной и количественной сторон у объектов природы, хотя обе эти стороны всегда сосуществуют вместе в их нераздельности. Сначала люди должны были научиться раскрывать качественную сторону у вещей природы, затем научиться отвлекаться от нее, дабы уловить их количественную сторону, и только после этого и на этой основе они оказывались в состоянии обнаруживать то, что с самого начала существовало у всех тел и явлений природы,— единство и взаимообусловленность обеих сторон и, в частности, переход количества в качество и обратно.

Невозможность автоматического отображения с первого же раза того единства противоположных или различных сторон у изучаемых предметов, которое объективно присуще им изначала, и составляет основу положения, что истина есть процесс.

Однако было бы ошибочно абсолютизировать своеобразие процесса отражения объекта субъектом, отрывая тем самым вообще субъект от объекта. В этом случае относительная самостоятельность развития науки была бы превращена в полную и безусловную. Между тем речь идет лишь о процессе достижения истины, а не о том, что достигнутый в итоге этого процесса результат чем-то принципиально, по своему содержанию отличен от отображаемого предмета. То, что в объекте (в природе) дано как сосуществующее, то же самое выступает в познании (в науке) как последовательно возникающее одно за другим.

Но в итоге своего движения познание (наука) приходит именно к тому, что выступает как сосуществующее в объекте (в природе). Когда познание в ходе своего развития постигает проникновение и взаимопревращение противоположностей53, оно совпадает с объектом настолько, что r полученном результате элиминируется специфичность того познавательного пути, какой исторически привел к этому результату.

Сказанное можно иллюстрировать на истории любого великого научного открытия. Каким бы ни был извилистым, причудливым и даже просто фантастичным путь, приведший ученого к данному открытию, в итоге остается в науке только то, что соответствует действительности и представляет собой объективную истину. Например, путь создания химической атомистики Дальтоном включал в себя органически представление о «теплородных оболочках», которые якобы окружают неподвижные атомы. У одних атомов эти оболочки большие, у других — маленькие. Когда газы диффундируют друг в друга, то это происходит подобно тому, как если бы мелкая дробь просыпалась в промежутки между крупными ядрами. В поисках способа для определения мифических размеров у мифических оболочек Дальтон пришел к мысли о различном весе атомов, для определения которого ему пришлось ввести представление о том, что атомы соединяются между собой в простых кратных отношениях.

Все это он предпринял с той целью, чтобы построить механическую модель диффузии газов. Но найденный им результат оказался совершенно независимым от того пути, каким Дальтон к нему пришел. Из науки были выброшены ложные представления о «теплородных оболочках», как и самое понятие «теплорода», а понятие атомного веса и закон простых кратных отношений составили фундамент всей химии XIX в. Движение познания от субъекта к объекту здесь можно проследить достаточно хорошо: в результате этого движения элиминируется все, привнесенное в науку от самого субъекта, и сохраняется, прочно удерживается все, соответствующее изучаемому объекту, независимо от того, каким путем оно было достигнуто.

Однако и самый путь познания, выраженный формулой, что истина есть процесс, в конечном счете также определяется объектом познания, а не какой-то совершенно обособленной от объекта спецификой человеческой мысли. Если природа раздваивается на непосредственно данную, поверхностную свою сторону, выступающую как «бытие» (область непосредственных явлений), и на скрытую за нею, как бы спрятанную от непосредственного взора наблюдателя «сущность», то ведь такое ее раздвоение на внешнее и внутреннее, на то, что находится «снаружи» и находится «внутри», присуще самой природе как объекту совершенно независимо от того, познаем ли мы ее или нет. Это — ее собственная определенность.

Если так, то наше познание лишь приспосабливается к тому, что присуще самому объекту исследования. Оно начинает с внешней стороны, с проявления и двигается дальше вглубь от этой стороны, ища и находя скрытую за ней внутреннюю сторону (сущность) изучаемого предмета.

В этом движении, показывающем, что истина действительно есть процесс, как раз и состоит самое главное, что характеризует науку вообще. В «Капитале» это главное Маркс высказал следующим образом: «...Если бы форма проявления и сущность вещей непосредственно совпадали, то всякая наука была бы излишня» 54.

Следовательно, движение науки от явлений к сущности, а значит и самое ее существование как науки, определяется характером самого изучаемого объекта, наличием у него двух противоположных сторон — «скорлупы» и «ядра», в связи с чем проникнуть в «ядро» можно только через «скорлупу».

То же самое касается и движения науки от качества к количеству и далее к их единству (мере), равно как и ее движение от единичного к особенному и далее к всеобщему.

Это движение научной мысли, выражаемое формулой «Истина есть процесс», подчиняется законам диалектической мысли, как уже было сказано выше.

Излагая четыре группы, на которые Гегель подразделяет все вообще суждения, Энгельс характеризует их следующим образом: 1-я группа — это единичное суждение, 2-я и 3-я — особенное суждение, 4-я — всеобщее суждение. Какой сухостью ни веет от этой группировки и какой произвольной ни кажется она на первый взгляд в тех или иных своих пунктах, тем не менее ее внутренняя истинность и необходимость для Энгельса ясны. И он показывает, какое глубокое основание она имеет не только в законах мышления, но также и в законах природы.

Энгельс подчеркивал, что законы мышления, выражающие истину как процесс, т. е. движение познания от субъекта к объекту, согласуются56, но не расходятся с законами самого объекта, при условии, конечно, что те и другие законы правильно познаны.

В дальнейших главах мы рассмотрим этот вопрос подробнее на конкретном материале физики и химии применительно к учению об энергии и к учению о химических элементах.

Марксистская диалектическая логика, позволяющая раскрыть и проследить сущность того, что именуется относительной самостоятельностью развития науки, дает возможность полнее и глубже понять историю естествознания и его диалектику, следовательно, понять закономерный ход познания природы человеком. Однако такой подход со стороны лишь внутренней логики процесса познания не дает еще представления об истории науки во всей ее полноте. Для этого необходимо учитывать не только внутреннюю логику познания природы, но и движущие силы развития науки, лежащие в практических потребностях общества, причем то и другое следует учитывать не порознь, не обособленно одно от другого, а в их взаимной связи, в их единстве и взаимодействии.

Такой обоюдосторонний подход можно проследить у Энгельса на примере постановки и решения им проблемы периодизации истории естествознания.