После смерти Энгельса закон сохранения и превращения энергии многократно подвергался нападению со стороны философов-идеалистов и даже некоторых физиков. Но каждый раз он выходил победителем; его дальнейшее укрепление обычно сопровождалось новыми выдающимися открытиями в физике, а иногда само отстаивание этого закона, как «абсолютного закона природы» (говоря словами Энгельса), наводило мысль ученых на новые открытия, которые позволяли непонятные еще процессы природы объяснять на основе данного закона.

В первую очередь удар по материализму был нанесен попыткой оторвать движение от материи, представить энергию как нечто первичное, а материю свести к чистой энергии. В сентябре 1895 г. (через полтора месяца после смерти Энгельса) на съезде немецких естествоиспытателей и врачей физико-химик Вильгельм Оствальд выступил с речью, озаглавленной «Победа над научным материализмом». Острие этого выступления было направлено против атомно-молекулярной теории. Этим было положено начало воинствующему антиматериалистическому течению, известному под названием энергетической философии или энергетики Оствальда. Многие выдающиеся естествоиспытатели (Больцман в Австрии, Менделеев в России, Планк в Германии и др.) резко выступали против энергетиков, защищая материализм. Однако их защита материализма была непоследовательной, половинчатой; нередко она велась с позиций отсталого, механистического материализма.

Только Ленин в книге «Материализм и эмпириокритицизм» вскрыл до конца философскую сущность оствальдовской энергетики и все ее глубокие пороки и доказал ее неминуемое поражение в борьбе с материализмом. При этом Ленин целиком опирался на взгляды Энгельса, развивая их применительно к новой исторической обстановке, к новым условиям философской борьбы, к новому содержанию физических открытий. «Использование философским идеализмом новой физики или идеалистические выводы из нее,— писал Ленин,— вызываются не тем, что открываются новые виды вещества и силы, материи и движения, а тем, что делается попытка мыслить движение без материи. Вот этой-то попытки не разбирают по существу наши махисты. Посчитаться с утверждением Энгельса, что «движение немыслимо без материи», они не пожелали» 71.

Допустить существование чистого, нематериального движения — это означает, по Ленину, допустить дух, сознание, мышление существующими самостоятельно, в качестве чего-то первичного, исходного. «Существенно то, что попытка мыслить движение без материи протаскивает мысль, оторванную от материи, а это и есть философский идеализм» 72.

Вместе с тем Ленин показывает, что энергетика Оствальда представляет собой внутренне противоречивое мировоззрение. Пытаясь ставить вопросы философски, Оствальд отвергает материю как философскую категорию и говорит о чистом движении. Но, как физико-химик, он сам на каждом шагу рассматривает энергию материалистически, опираясь на закон сохранения и превращения энергии, как это делают сознательно или бессознательно все естествоиспытатели. «Превращение энергии,— констатирует Ленин,— рассматривается естествознанием как объективный процесс, независимый от сознания человека и от опыта человечества, т. е. рассматривается материалистически. И у самого Оствальда в массе случаев, даже вероятно в громадном большинстве случаев, под энергией разумеется материальное движение» 73.

Когда махист («реалист») С. Суворов назвал открытие закона сохранения и превращения энергии «установлением основных положений энергетики», Ленип уличил его в непонимании того простого факта, что этот закон, трактующий энергию как материальное движение, является краеугольным камнем не идеалистической путаной энергетики, а современного материализма. «Слыхал ли наш «реалист», желающий быть марксистом,— иронически спрашивает Ленин,—что и вульгарные материалисты Бюхнер и К0 и диалектический материалист Энгельс считали этот закон установлением основных положений материализма? Подумал ли наш «реалист», что значит эта разница? О, нет, он просто перенял моду, повторил Оствальда, и все тут» 74.

Поскольку энергетика Оствальда оказалась внутренне противоречивой, эклектически соединяющей в себе элементы материализма и идеализма, она не только не могла выдержать борьбы с последовательным материализмом, не говоря уже о победе над ним, так хвастливо провозглашенной Оствальдом в 1895 г., но, напротив, в силу своей внутренней неоднородности она должна была неминуемо распасться, погибнуть. При этом было два пути, по которым могла пойти ее дальнейшая эволюция.

Один путь вел в сторону идеализма; это имело место в том случае, когда энергия была объявлена чистым символом, в результате чего энергетическая философия в целом полностью порвала с учением о превращении энергии и выродилась в разновидность субъективного идеализма. Именно этим путем, как указывает Ленин, пошел Богданов, стоявший вначале на позиции оствальдовской энергетики.

Другой путь вел в сторону материализма; в этом случае получают преобладающее развитие материалистические элементы в энергетике, энергия все более и более отчетливо признается материальным движением, и отрицаемая ранее материя и ее конкретные виды (атомы, молекулы) восстанавливаются в своих правах. Этот второй путь для Оствальда не только не был закрыт, но был даже вероятнее первого, ибо, как отметил Ленин, в подавляющем большинстве случаев Оствальд рассматривает энергию материалистически.

Насколько Ленин был прозорлив, показывает тот факт, что в том же 1908 г., когда создавался «Материализм и эмпириокритицизм», Оствальд публично признал свое поражение и правильность атомно-молекулярной теории. Толчком к этому послужили новые замечательные открытия в области физики, среди которых сам Оствальд называет два: во-первых, изолирование и подсчет числа ионов в газах и увенчавшиеся полным успехом работы Дж. Томсона по открытию электрона; во-вторых, совпадение законов так называемого броуновского движения75 с требованиями кинетической теории (имеются в виду главным образом работы Ж. Перрена). Под влиянием этих открытий идеалистическая тенденция в ост-вальдовской энергетике, отрывавшая энергию от атомов и молекул, движение от материи, потеряла под собой всякую почву. Материалистические элементы взяли верх, и энергетика как философское течение бесславно закончила свое существование.

Закон сохранения и превращения энергии в его истинном понимании, а не в извращенном, идеалистическом виде вновь безраздельно утвердился в науке.

Одновременно с Оствальдом, нападавшим на материалистическое истолкование рассматриваемого закона, более последовательные идеалисты сделали попытку вообще опровергнуть этот закон как абсолютный закон природы. С этой целью был использован тот факт, что открытое в 1896 г. явление радиоактивности, сопровождающееся огромным, самопроизвольным и, казалось бы, неослабевающим выделением энергии, не было еще разъяснено. Откуда берут радиоактивные вещества такое огромное количество энергии, этого никто из физиков до 1902 г. не знал. Поэтому легко можно было отстаивать мысль, что при радиоактивных явлениях энергия творится «из ничего» и что, следовательно, мы имеем здесь доказательство того, что закон сохранения энергии неверен, а значит, неверно одно из основных положений материализма. Так, например, примыкавший к махистскому лагерю эмпириосимволист Анри Пуанкаре поспешил объявить, будто радий «подрывает принцип сохранения энергии» 76. Отсюда Пуанкаре сделал идеалистические выводы, как указывает на это Ленин. Эта поспешность была чрезвычайно характерна для Пуанкаре, так как, по словам физика-кантианца Филиппа Франка, на которого ссылается Ленин в другом месте, Пуанкаре защищал ту точку зрения, что многие наиболее общие положения теоретического естествознания, в том числе закон сохранения энергии, в действительности являются «чисто условными посылками, зависящими от человеческого усмотрения» 77.

В 1902 г. выдающийся физик-материалист Э. Резерфорд (совместно с Ф. Содди) обнаружил, что никакого творения энергии из ничего при радиоактивных явлениях не происходит, а происходит самопроизвольный распад и взаимное превращение элементов; при этом освобождается колоссальное количество внутренней энергии, заключенной в самих атомах вещества. Поэтому, как только процесс распада радиоактивных элементов прекращается, прекращается и выделение энергии.

Так было сделано одно из величайших открытий в физике XX в., ставшее основой «новейшей революции в естествознании» (по выражению Ленина). Закон сохранения и превращения энергии снова был укреплен в своих правах, причем на этот раз он получил поддержку от теории превращения химических элементов.

В 1905 г. Эйнштейн высказал предположение, что явление радиоактивности благодаря тому, что оно сопровождается крупным энергетическим эффектом, позволит практически проверить соотношение между массой и энергией. Эйнштейн писал: «Масса тела есть мера содержания энергии в этом теле; если энергия изменяется на величину L, то масса изменяется в том же направлении на величину причем энергия измеряется в эргах, а масса — в граммах.

Не исключена возможность того, что проверка теории может удаться для тел, у которых содержание энергии в высшей степени изменчиво (например, у солей радия) »78.

Это предвидение особенно ярко подтвердилось на примере выделения огромной внутриядерной энергищ которая освобождается при распаде урана.

Таким образом, великие открытия в физике, начавшиеся на рубеже XIX и XX вв., помогли защитить этот закон от наскоков махистов и энергетиков и подвели под него более широкую физическую базу; они показали, что превращение форм движущейся материи (а это как раз и составляет существо названного закона) включает в себя новые, более глубокие, ранее неизвестные материальные процессы, объяснение которых стало возможным не на основе отказа от данного закона физики, а на основе его признания, и только на этой основе.

Что сталось бы с физикой, если бы физики последовали в начале XX в. за Пуанкаре?

Вместо того чтобы искать ответ на вопрос о том, какие конкретные материальные превращения, порождающие выделение энергии, происходят с радиоактивными веществами, эти физики должны были бы сосредоточить все свое внимание на придумывании того, каким способом энергия в атомах радия может твориться из ничего. А это значит, что теоретическая мысль физиков была бы направлена по ложному пути и неизбежно зашла бы в тупик; в итоге идея о несохранении энергии помешала бы физикам увидеть, в чем состоит действительная сущность радиоактивности.

Можно привести еще много примеров из современной физики, свидетельствующих о том, каким образом то или другое открытие вначале используется в целях опровержения материалистического понимания основного закона физики, а впоследствии это же самое открытие становится новым подтверждением именно материалистического, а не какого-либо иного понимания данного закона.

Сошлемся на открытый Эйнштейном в 1905 г. фундаментальный закон неразрывной взаимосвязи между энергией и массой. Согласно этому закону при потере энергии система, например атом, теряет соответственное количество своей массы. Когда энергии выделяется немного, как это имеет место при обычных физико-химических процессах, размер уносимой вместе с энергией и неразрывно с нею связанной массы ничтожно мал; поэтому обнаружить потерю массы с помощью обычных приемов даже самого точного взвешивания невозможно. Если же выделяются огромные количества энергии, как это имеет место при радиоактивных процессах и вообще при ядерных реакциях, то потеря массы вследствие большого выделения энергии становится ощутимой.

В качестве примера укажем, что при уплотнении двух протонов и двух нейтронов (каждый из которых весит примерно 1,008 атомной единицы) образуется ядро гелия; при этом выделяется столько энергии, что масса ядра гелия оказывается равной не 4,032, как если бы его структурные частицы просто складывались между собой, а только 4,002, т. е. примерно на 0,03 единицы меньше. Эта потеря массы носит название «дефекта массы».

Некоторые ученые объясняли это явление по-своему. Для них масса была синонимом материи. Излучение, сопровождающееся потерей эквивалентного количества массы, они истолковывали поэтому как исчезновение материи, как ее превращение в энергию. А так как энергия часто употребляется в смысле движения, то дальнейший шаг состоял в том, чтобы заявить о превращении материи в движение. Разумеется, такие выводы были на руку только идеалистической философии; в действительности ничего похожего на эти выводы нельзя делать из открытия Эйнштейна, если придерживаться строгой научной терминологии, ибо все рассуждение о превращении материи в энергию есть плод недоразумения, возникшего вследствие смешения понятий и их неточного употребления.

В самом деле, открытие Эйнштейна означает, что одна и та же движущаяся материя из одной своей формы (вещества, обладающего определенной массой) превращается в другую свою форму (излучение, обладающее той же массой). Тот факт, что никакого «превращения» материи в энергию здесь не происходит, следует из того, что как первоначальная масса вещества заключала в себе соответственное ей количество внутренней энергии, так и образовавшееся из этого вещества излучение продолжает обладать количественно той же массой, равной первоначальной массе вещества. Следовательно, здесь не только не происходит какого-либо разрыва материи и движения, массы и энергии, но, напротив, подчеркивается как раз их неразрывность; превращение форм движущейся материи (из формы вещества в форму излучения) расширяет базу закона сохранения и превращения энергии, включая в него и процессы, связанные с превращением вещества в излучение и обратно. В итоге названный закон оказывается еще более обоснованным и он еще более укрепляет фундамент общего материалистического взгляда на природу. Идеалистические же выводы, направленные против этого закона, становятся возможными только в случае подмены физических понятий массы и вещества философской категорией материи, подобно тому как Оствальд в своей энергетике смешивал гносеологические вопросы с химическими.

Такое же положение создалось и с другими открытиями в современной физике. В 1934 г. Ф. и И. Жолио-Кюри нашли новый тип превращения движущейся материи из одного ее вида (частиц вещества) в другой (излучение) и обратно. Если две противоположно заряженные частицы вещества — электрон и позитрон (частица, такая же, как электрон, только несущая положительный электрический заряд) встречаются, то они взаимно «уничтожаются» («аннигилируют»), как бы сливаясь друг с другом, и превращаются в два световых кванта (фотона). Обратно, фотоны жесткого гамма-излучения могут, как бы поляризуясь, «родить» электрические частицы — электрон и позитрон.

Итак, здесь налицо опять-таки превращение видов движущейся материи, которое получило название «рождение пары» для того случая, когда фотоны рождают пару электрон и позитрон. Противоположное превращение электрона и позитрона в фотоны получило название «аннигиляции» пары, что означает их уничтожение.

Иногда употребляют крайне неудачное, а по существу абсолютно неверное выражение «аннигиляция материи».

В действительности, разумеется, никакой «аннигиляции» материи здесь нет. В этом нелепом выражении отразилось смешение понятия материи с тем ее конкретным видом, каковым являются электрически заряженные частицы вещества, подобно тому как в предыдущем случае понятие материи смешивалось с понятием вещества, обладающего определенной массой. Разумеется, если под материей понимать только электроны и позитроны, а не фотоны, то тогда легко «доказать», что материя, дескать, исчезает, уничтожается и т. д. Но это будет доказательством лишь на словах. На деле же фотоны обладают не меньшей объективной реальностью, нежели электроны, следовательно, они не менее материальны, чем эти последние.

Вот почему все открытия, подобные открытию Эйнштейна, Жолио-Кюри и др., не подрывают, а, напротив, расширяют и укрепляют закон сохранения и превращения энергии и все учение о превращении движущейся материи из одних ее видов в другие; эти открытия служат в конечном счете все новым и новым обоснованием правоты воззрений Энгельса. И чем сложнее оказываются самые процессы превращения движения, чем необычнее и «диковиннее» они выглядят, тем сильнее и неопровержимее подтверждают они истинность именно диалектического, а не какого-либо иного материализма. Ибо, как говорит Ленин, «диалектический материалист не только считает движение неразрывным свойством материи, но и отвергает упрощенный взгляд на движение...».