Философия и история

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ СТАТЬИ

До сих пор речь шла, главным образом, о непосредственном конкретно-историческом содержании проблемы активных начал в русском реализме и тех своеобразных ее интерпретациях, которые восходили к различному восприятию художниками слова особенностей российской действительности.

Не менее значительна и другая, общефилософская, сторона проблемы. Интенсивный поиск сущностных идей характерен так или иначе для всего европейского искусства на рубеже века.

В России же устремление к философскому обновлению миросозерцания становится особенно напряженным. Вопросы об отдельном человеке, его активности и зависимости, его отношениях с целым постоянно возникают перед русской мыслью и в своем широком, родовом значении, настойчиво возводятся от исторического момента к категориям общего порядка. Следуя этой логике, мы рассмотрим в новом, более обобщенном аспекте уже известную нам ведущую художественную проблематику.

Одним из главных противников новых философских устремлений становится позитивизм. С ним и связывается то однозначное решение проблемы «личность — среда», против которого восстает искусство и с критикой которого выступают теперь многие течения и общественной, и художественной мысли. Но глубоко различны опять-таки основания, на которых зиждется эта критика.

В XX столетии обнадеживающее, лишенное фетишизма отношение к среде, к исторической закономерности наиболее последовательно утверждается в искусстве, связанном с революционно-пролетарской идеологией. Оно упрочивает достояние критического реализма XIX в —принцип социально-исторической обусловленности бытия личности — и вместе с тем водрущает его на иную миросозерцательную основу, позволяющую значи-^ тельно энергичнее, чем в прежнем реализме, развить идею активности.

Но в искусстве нового века прививается и другой тип художественного мышления, опирающийся на индетерминистскую концепцию. Это направление мысли тоже явилось своеобразной реакцией на развившуюся в системе буржуазных отношений форму личностной зависимости, представшую в феномене «отчуждения», и на философское его оправдание позитивизмом, который от упований на общественный прогресс, творческие силы науки постепенно приходил к социальному фатализму. Но при этом позитивизм нередко отождествляется с материализмом: отрицаются — либо почитаются явлениями второго порядка — не только собственно позитивистские «истины», а и социально-историчеСкая детерминированность вообще. Если в области политико-экономической и опытного знания, к которой апеллировали общественные движения и доктрины прошлого столетия, не смогли быть решены проблемы человеческого счастья, нужно возродить расшатанную веру в изначальные духовные ценности, не зависимые от истории и материальной цивилизации.

Характерно, что индетерминистская мысль законченно выразилась главным образом в теории, в разного рода философско-идеалистических— в том числе эстетических — учениях. Здесь она даже расширяет свои границы, вторгается, например, в сферу точных наук. Таков физический идеализм с его субъективистскими идеями исчезновения материи, отрицания объективной причинности, имевший, как известно, немало приверженцев и в России.

Или сфера физиологическая. В сочинениях В. В. Розанова биологическому детерминизму в духе позитивистов противостоит метафизическое решение вопроса («организм есть и физика, и метафизика»1). Основной тезис своей «философии пола» он формулирует, казалось бы, совсем «по вульгарным материалистам»: «душа есть только функция пола» 2. Но кардинальное различие состоит в том, что само физиологическое трактовано как высшее проявление духовной, «божественной» свободы.

Построения Розанова — возможно, одно из наиболее крайних выражений тех попыток обновления религии, которые предпринимались деятелями образованных в 1901 г. «Религиозно-философских собраний». Попыток, имевших частою целью помирить «языческое» и «христианское», «плотское» и «духовное» в новом религиозном синтезе, идею которого особенно рьяно насаждал Д. С. Мережковский.

Непосредственным предтечей русских «богоискателей» начала века был В. С. Соловьев, чья религиозная философия зиждилась, в частности, на концепции «положительного всеединства». Подразумеваемое этой концепцией всеобъемлющее единство бытия не отвергало «этого» мира, ни даже «эмпирических» наук, осваивающих его, но предполагало их пересоздание, их слияние с мистической духовностью, которая внесет в конкретно-чувственную действительность начало внутренней свободы, освободив человека от ига механической причинности.