Мысль Энгельса, что взаимодействие есть конечная причина вещей и явлений природы, получила блестящее подтверждение в научных открытиях, имевших место как при жизни Энгельса, так и после его смерти. Благодаря этим открытиям, во-первых, со всей силой обнаружилась ограниченность и недостаточность понятия механической причинности, которое отражало далеко не полно, а сугубо односторонне реальное взаимодействие тел; во-вторых, со всей силой подчеркивалась необходимость расширить это понятие, пополнить его теми сторонами, от которых первоначально ученые абстрагировались при выяснении закономерной связи явлений. Такое расширение и пополнение понятия причинности фактически осуществлялось путем введения более широкого понятия взаимодействия.

Предметом любого экспериментального исследования или физического наблюдения служат материальные тела, находящиеся между собой в таком взаимодействии, что в результате него наши органы чувств получают от этих тел определенные сигналы прямо, непосредственно или через какие-либо измерительные инструменты, например, через оптические приборы. При зрительном наблюдении объекта мы всегда имеем перед собой тело, взаимодействующее так или иначе с падающим на него световым лучом или испускающее само свет. Это означает, что объектом нашего наблюдения, строго говоря, служит не «само по себе» отдельное тело, например, какой-нибудь кристалл, а взаимодействие этого кристалла с лучом видимого света или, например, с рентгеновским лучом.

Закономерен или нет микромир? Ответ: закономерен.

Открытие Гейзенберга влекло за собой и другое важное философское следствие, касающееся понятия причинности. Немедленно вслед за установлением соотношения неопределенностей выяснилось, что так как начальные механические условия системы не поддаются точному учету, то понятие механической причинности в применении к данному случаю теряет смысл. Отсюда были сделаны гносеологические выводы, будто в элементарных процессах отсутствует строгая закономерность вообще, что эти процессы беспричинны, индетерминированы, акаузальны, дескать, в том смысле, что они протекают совершенно незакономерно, абсолютно случайно.

Позднее, в ходе развития современной физики, история с «опровержением» основного закона движения повторялась не раз.

Стоило только появиться на горизонте физики новой трудности, как идеализм начинал подсказывать физикам мысль о том, что выход надо искать в отказе от закона сохранения энергии; некоторые философски неустойчивые ученые поддавались соблазну; они начинали предлагать решения, связанные с отказом от основного положения материализма, вместо того, чтобы искать решения в дальнейшем углублении наших представлений о строении движущейся материи и о превращении ее видов; короче говоря, эти ученые под влиянием идеализма начинали искать выход из трудностей не в прогрессивных философских выводах из успехов естествознания, а в философской реакции.

После смерти Энгельса закон сохранения и превращения энергии многократно подвергался нападению со стороны философов-идеалистов и даже некоторых физиков. Но каждый раз он выходил победителем; его дальнейшее укрепление обычно сопровождалось новыми выдающимися открытиями в физике, а иногда само отстаивание этого закона, как «абсолютного закона природы» (говоря словами Энгельса), наводило мысль ученых на новые открытия, которые позволяли непонятные еще процессы природы объяснять на основе данного закона.