Чем вызван этот интерес и в чем отличие современной постановки философско-исторических проблем от той, которая преобладала на Западе 20—30 лет тому назад? Для ответа на эти вопросы обратимся к истории науки.

В течение последних десяти лет философы-аналитики очень много писали относительно природы исторического объяснения. Одно из центральных мест в возникшей дискуссии занял вопрос о том, входят ли в логическую структуру подобных объяснений формулировки соответствующих эмпирических законов, обязательны ли для исторических объяснений указания на законы, и если да, то в какой мере и каким образом. Около пяти лет тому назад в монографии, названной мною «Законы и исторические объяснения», я внес свой вклад в развернувшуюся дискуссию. И если теперь я бы снова хотел сделать несколько дополнительных замечаний по этому вопросу, то меня оправдывает только то, что, судя по выступлениям на философских конференциях и статьям в журналах, дискуссия все еще не потеряла своей остроты. К тому же я рад воспользоваться предоставленной мне возможностью проанализировать часть критических замечаний, сделанных в мой адрес, и противопоставить свою точку зрения (которую я все еще отваживаюсь защищать) целому ряду интересных альтернативных взглядов, выдвинутых за последнее время.

В. И. Ленин, занимаясь философскими вопросами, уделял особенное внимание диалектической логике. Его политические выступления и теоретические работы опираются на диалектическую логику и сопровождаются специально логическим анализом. Он занимался изучением и очень подробным конспектированием логических работ Аристотеля и Гегеля.

Как отмечалось, тезис В. И. Ленина, что «логика совпадает с теорией познания», сформулирован в связи с рассмотрением критики логической теории Канта в гегелевской «Науке логики». Гегель возражает против чисто формального понимания логики Кантом, утверждавшего, что предметом логической науки являются формы мысли сами по себе, вне их связи с объективной действительностью. Кант, замечает Гегель, устранил из логики проблему истины, обязательно означающую согласие познания с объектом, т. е. наличие двух сторон в процессе познания: субъекта и объекта. Кант, по меткому выражению Гегеля, напоминает человека, который думает, что можно научиться плавать, не входя в воду.

Говоря о том, что логика есть теория познания, Ленин совсем не имеет в виду свести теорию познания к логике, вычеркнуть все, что относится к теории познания помимо логики. Он хочет только сказать, что логика должна характеризоваться как теория познания, т. е. как наука о законах познания объективной действительности, а также,, что логика входит в качестве части или определенной стороны в состав более широкой науки, носящей название теории познания.